Девушка со шрамом. История неправильного человека - Анна (Фрида) Бергстрем

И вот передо мной возвышается знакомое здание, строгое и холодное. Как давно я не была здесь… Дорога, по которой раньше меня вело чувство долга, вспомнилась легко. Этот путь, обильно политый слезами, я не перепутаю ни с чем. Переходы, коридоры и лестницы страшного места, где четыре года жесткие равнодушные руки ломали мою душу, все так же давят молчанием. Я так долго здесь не была, но ничего не изменилось. И вот я захожу в знакомый класс и, открывая дверь, вижу прежнюю мизансцену. Печальный лицедей сидит спиной к двери на краю стола, погрузившись в свои мысли. Его волосы и борода все такие же серебряные, и кажется, что от него исходит лунный свет. В этом классе проходили те самые занятия, на которых он учил нас настоящему искусству. Осторожно, разбивая тишину, я зову его по имени. Словно ожидая меня именно сегодня, спустя столько лет, учитель оборачивается.

– Привет, как здорово, что ты пришла. – В голубых глазах видна настоящая радость.

– Александр Владимирович, я часто вспоминала ваши уроки и давно хотела сказать спасибо за все, чему вы меня научили! – отвечаю я, а на душу нисходит волшебное спокойствие.

– Рад, что хоть кому-то из моих учеников пригодились мои наставления, – печально улыбается мой самый чуткий педагог.

– На самом деле, я пришла к вам за советом…

– Надеюсь, я смогу тебе помочь, – кивает артист.

– Александр Владимирович, знаете, я сильно разочаровалась в современном театре и кино, – начинаю я с опаской.

Грустный Клоун молчит и внимательно слушает, а я, уловив в его взгляде сочувствие, продолжаю:

– До того, как я поняла, что творится вокруг, мне очень хотелось быть актрисой. Но чем дальше, тем чаще я прихожу к выводу, что современное искусство изживает себя. Как вы думаете, я сошла с ума?

Дальше мне страшно говорить. Да кто я такая, чтобы так рассуждать? Может, я и правда – тупая дура, которая ничего не понимает в жизни? Говорят же люди, что с такими, как я, лучше не общаться… Грустный Клоун понимающе касается моего плеча, будто знает, что я скажу в следующую минуту, и отвечает:

– Ты не сошла с ума. Культура двадцать первого века переживает глубочайший спад. Пришла эпоха коммерческих ценностей. Все делается не для того, чтобы человек думал и чувствовал, а чтобы он отключал голову. Нам предлагают отсутствие интеллектуального содержимого, чтобы стало проще, так сказать, «тупить». Я правильно понял, что ты не особо хочешь сниматься в дурацких сериалах и передачах, которыми забиты сейчас все каналы?

– Да, да, вы так правы! – соглашаюсь я, искренне радуясь, что хоть кто-то догадался, что происходит у меня в голове. – Но что же это за парадокс – стать актрисой для того, чтобы понять, что детская мечта сбылась напрасно?

– Ну, ты не одна такая. Многие опытные, состоявшиеся актеры сейчас отказываются участвовать в бездарных проектах. Кто-то навсегда уходит из профессии, кто-то подался в авторское искусство.

Глядя на этого талантливого артиста, как на свою последнюю надежду, я, набравшись храбрости, рассказываю историю того, как однажды встала на путь причудливого творчества. В сбивчивых объяснениях сквозит история о преданности мечте, к исполнению которой я пошла другой дорогой. Лицедей слушает внимательно и заинтересованно. В его мудрых глазах читается одобрение и понимание.

– Александр Владимирович, люди называют меня странной, потому что я не похожа на них. А как мне жить, если сердце говорит, что по-другому невозможно? – жалуюсь я.

– Не обижайся на тех, кто смеется над тобой, – отвечает мудрый учитель. – Эти люди несчастны, они не знают, что такое слушать свою душу.

Продолжая такую важную беседу, понимая, наконец, что я не одинока, я осмеливаюсь задать и тот вопрос, который мучает меня все это время:

– Александр Владимирович, а как вы отнесетесь к тому, что москвичка с высшим образованием работает в стрип-клубе? – Подруги были правы, что проще говорить о себе, как о ком-то другом, если страшно рассказать правду прямо.

– Все зависит от того, почему человек пришел к такому решению.

– Знаете, может, это и покажется возмутительным, но мне приятнее заниматься собственным творчеством, даже если ради него приходится работать в ночном заведении. Это лучше, чем сниматься в кино, в котором нет даже намека на искусство… Вот. Возможно, вы, как представитель интеллигентного искусства, не одобрите мои фрик-эксперименты как попытку найти себя в творчестве, но все именно так…

По моему лицу градом текут слезы. Исповедь далась мне нелегко. Тишина старого класса, в котором несколько лет я училась актерскому искусству, звенит в ушах пронзительно и пугающе. Похоже, я наговорила лишнего…

– Я сам принципиально не снимаюсь в кино и вполне счастлив, ради чего делать из себя «продукт массового употребления»? – отвечает Александр Владимирович, внимательно выслушав меня. Вот так признание талантливого артиста! Я, открыв от удивления рот, будто глупый галчонок, не могу найти ни одного подходящего слова, чтобы ответить. А мудрый учитель, вытирая мои слезы, продолжает:

– Телевидение за последние годы окончательно разбило мои представления о том, какое искусство стоит показывать людям. Я все наблюдаю, как с каждым годом из нас делают дебилов с помощью зомби-ящика, и изо всех сил стремлюсь с ним не связываться.

Оказывается, я напрасно думала, что превращаюсь в изгоя общества. Ведь есть те, кто мыслит так же!

– А как же театр? – с нетерпением спрашиваю я.

– Я работал в театре несколько лет… Окунувшись в атмосферу театральной богемы, я разочаровался в тех, кто называют себя служителями Высокого Искусства. Это оказались по большей части двуличные люди, которые выглядят благородно, только произнося реплики великих пьес великих драматургов… Но все человеческие ценности, какими обладают их герои на сцене, в реальности сменяются низкими поступками бесчестных тварей. Пьянство, расточительность, подлость, беспорядочный секс – вот настоящее лицо подобной «элиты». Конечно, ни одна актриса не признается в том, сколько раз ей пришлось раздвинуть ноги ради того, чтобы получить роль в какой-нибудь дурацкой постановке. Тебе повезло, ты не стала игрушкой в руках какого-нибудь режиссера.

Откровения Александра Владимировича шокируют меня. Значит, актерская карьера строится только через постель… Вот почему многие режиссеры заманчиво обещали «большое будущее», заигрывая со мной. Как хорошо, что я не работаю актрисой…

– Знаешь, я ведь поэтому посвятил жизнь арене цирка, а ведь я тоже актер по профессии. Амплуа Грустного Клоуна позволяет донести до зрителей настоящие тонкие чувства, которые они никогда не увидят ни в одном «продвинутом» кино. Намного приятнее выступать для детей, чем играть в театре для самовлюбленной богемы. Дети – самая благодарная аудитория. Меня тоже считают странным, но я счастлив.

Слушая рассказ печального лицедея, я прихожу к выводу, что он тоже своего рода фрик. Ведь фриком можно назвать любого человека, кто видит мир глубже и хочет сделать его прекраснее вопреки непониманию.