Саботаж - Артуро Перес-Реверте

– Размеры не изменились?

– Нет, насколько я знаю.

– А предпочтения?

– Остались прежними.

– В таком случае все в порядке. – Продавец что-то пометил в книге и закрыл ее. – Цвет – белый, материал – американский хлопок, воротник классический английский с перламутровыми косточками, манжеты двойные…

– Все верно.

– Монограмму вышивать нигде не будем?

– Нигде.

– Будут готовы в понедельник.

– Спасибо, Кристоф.

Тот оглядел одежду Фалько, и на лице его появилось выражение учтивой укоризны:

– Галстук вы носите наш, а вот сорочку – нет.

– В самом деле, – улыбнулся Фалько. – Куплена в «Бургосе», в Мадриде, на Пуэрта-дель-Соль.

– А-а, знаю-знаю… Уважаемая фирма… Какой ужас творится там, в Испании, не правда ли?

– Правда. Настоящая трагедия.

– И что сталось с нашими коллегами? Магазин еще существует?

– Не знаю. Давно там не был.

Кристоф значительно покивал:

– Понимаю.

– Думаю, почти всю их клиентуру расстреляли, – сказал Фалько. – И «Бургос» теперь шьет комбинезоны из синей пролетарской парусины.

– Бо-оже мой… Неужто там такое происходит?

– Такое и еще гораздо хуже.

Фалько рассматривал пестрое разнообразие галстуков на стендах.

– Угодно что-нибудь особенное? – спросил Кристоф.

Фалько показал на синий шелковый галстук в красную крапинку – в самом деле очень красивый.

– Вот этот хорош.

– Да, разумеется… – Кристоф очень бережно взял его в руки, показывая изнанку. – Канонический seven folder[36], «семь сложений», и сложены точно под углом в сорок пять градусов. Ни на один больше или меньше.

Фалько погладил податливый шелк. Даже прикасаться к нему было приятно.

– Беру. Пришлите вместе с сорочками. – Он показал на другой галстук, бледно-лилового цвета: – И вон тот.

– Конечно-конечно. Где остановились на сей раз?

– «Мэдисон».

– Весьма фешенебельный отель. В понедельник все будет доставлено.

Покуда он выписывал счет, Фалько открыл чековую книжку и отвинтил колпачок авторучки.

– Я уплачу сейчас.

– Как вам будет угодно.

Убедившись, что второй продавец отошел в другой угол магазина, Фалько вытащил еще и бумажник.

– Вот что, Кристоф…

– К вашим услугам.

– Меня сейчас зовут Гасан, – сказал Фалько и вместе с чеком незаметно всунул ему в руку стофранковую купюру. – Игнасио Гасан.

Деньги мгновенно исчезли. Кристоф спрятал их с неуловимым проворством, которое сделало бы честь профессиональному шулеру.

– Конечно, сеньор. Клиенты Шарве носят те имена, какие им нравятся.

Выйдя от Шарве, Фалько взглянул на часы и неторопливо двинулся по улице де ла Пэ, мимо ювелирных и парфюмерных магазинов и салонов мод. Пребывая в добром расположении духа, он, подражая Тино Росси[37], напевал себе под нос «Все хорошо, прекрасная маркиза». У входа в «Пакэн» с удовольствием оглядел двух красивых манекенщиц, которых беспрерывно фотографировали прохожие, а на углу бульвара Капуцинок задержался возле магазина дорогих автомобилей, где в витрине сверкала лаком новинка – последняя модель американского «крайслер-империала», стоившая 21 000 франков, то есть 27 000 франкистских песет и втрое больше – республиканских. Затем пошел дальше, с кривой усмешкой представляя, что сказал бы Лео Баярд, знай он, что в швейцарском банке на его счету, о существовании которого и понятия не имеет, хотя в номерном коде обозначен бенефициаром, лежат деньги на четыре таких автомобиля. Или на самолет для проклятьем заклейменных голодных и рабов: они полетят на нем в последний и решительный бой.

Усмешка еще блуждала по его лицу, когда, присев за столик в кафе напротив здания Оперá, он купил «Фигаро», «Юманите» и «Депеш» и принялся их перелистывать. Не спеша выпил заказанный «Том Коллинз»[38] под сигарету. Взглянул на часы и стал смотреть, как течет по мостовой особенно плотный в этот час поток автомобилей, а параллельно ему по тротуарам – прохожих, отмечая в очередной раз, что нигде в мире нет женщин красивее, чем в Париже. Потом снова взглянул на часы, положил газеты на столик, поднялся и под рев моторов и гудки клаксонов прошел через площадь ко входу в метро.

Жизнь тайного агента, как и всякого подпольщика, требует таланта, хладнокровия и способности к выживанию. А также умения импровизировать на ходу, применяться ко внешним обстоятельствам и окружению, ухватывать целое через мелкие детали. Фалько был привычен к этому, а потому остановился у лестницы, делая вид, будто ждет кого-то, а на самом деле проверяя, нет ли слежки. Решать – тебе, думал он, а не врагу, который, быть может, следует за тобой по пятам. Таков был еще один базовый принцип в совершенном владении ремеслом. Чтобы выделить из толпы возможного преследователя, его надо заставить сделать выбор. Проявиться.

Оглядевшись, он подошел к кассе и купил за семьдесят сантимов билет во второй класс, миновал турникет и двинулся в толпе под тянувшимися под потолком проводами, под лампами, лившими с бетонного зенита скудный и мрачный свет, по переходам, выложенным белой кафельной плиткой и оклеенным рекламными плакатами, в густом запахе человеческих тел, в грохоте поездов.

Спустился на платформу, откуда отправлялись поезда по ветке Порт-де-ла-Виллет – Порт д’Иври, и еще издали заметил Санчеса, который сидел на скамейке под рекламой «Овомальтина» и делал вид, что читает газету. Агент был все в том же измятом костюме, без шляпы, но на этот раз при галстуке. Фалько прошел мимо, не глядя, остановился там, где должна была начаться посадка в его вагон. Санчес продолжал сидеть.

Прибыл поезд, открылись двери, одни пассажиры вышли, другие вошли, а с ними и Фалько, однако за три секунды до того, как послышалось шипение пневматических дверей, он выскочил наружу. Поезд уехал, а он остался на платформе, дожидаясь следующего и краем глаза отметив, что Санчес поднялся и, будто случайно, подошел поближе – свернутая газета теперь торчала у него из правого кармана пиджака. Это означало, что все в порядке. Они – каждый через свою дверь – сели в подошедший поезд, а потом прошли в конец вагона.