Черный список деда Мазая - Дарья Донцова

Павел хмыкнул.

– Нет, Сева у нас отдыхает, про «Катер» помалкивает, но народ говорит, что у него там основная доля.

Леонид понял, что Ковалев старательно камуфлирует свой статус хозяина ночного заведения, и не стал разубеждать Павла.

– Вдруг его та старая любовница убила? – сказал сейчас Леня. – Из ревности зарезала!

– Имени и фамилии женщины ты не знаешь, – на всякий случай уточнила я, – можешь ее внешность описать?

Парень заерзал на диване.

– Видел ее мельком. Волосы до плеч, темные, блестящие. Лица не помню, платье серебристое, мешком, издали ясно, что кучу денег за него заплатила. Туфли на каблуках. Богатая. Она руку подняла, на пальце большой бриллиант заискрился. Больше ничего не скажу.

– Та, что на меня напала, кассир, – неожиданно ожила Людмила Алексеевна.

– Да ну? – удивилась я. – Почему вы так решили?

Пенсионерка сказала:

– Только сейчас сообразила, когда внук про палец упомянул. У меня есть младшая сестра Анюта, она всю жизнь в одном троллейбусном парке прослужила, народу зарплату выдавала. Как кассир деньги считает? Берет маленькую губку, мочит водой, тычет в нее пальцами, затем шур-шур банкнотами.

– Ба, сейчас у всех машинки стоят, – снисходительно произнес внук. – Положил пачку, нажал кнопку, получил результат.

– Не спорь со старшими, – сердито оборвала его бабка, – очень вы умные, думаете, взрослые из ума выжили. Анюта объясняла: машинка новые купюры хорошо считает, а старые отказывается, мятые не берет вообще, а деньги из банка разные привозят, приходится по старинке руками орудовать.

– Очень интересно, – остановила я Людмилу Алексеевну. – Но непонятно, почему вы приняли свою обидчицу за кассира.

Баркина выпрямилась.

– Деньги руки пачкают в прямом смысле слова. У Анюты на указательном пальце правой руки всегда подушечка черная от купюр. Очень некрасиво. Нюта и пемзой ее трет, и пилкой специальной. Грязь сойдет, а затем снова появляется. Когда психопатка меня душить собралась и ручищи к лицу потянула, я у нее на правой руке точь-в-точь такую же, как у сестры, черноту заметила. Кассир она!

– М-м-м, – протянула я, сразу вспомнив рассказ Лизы о явлении в «Туннеле» женщины, которая унесла перстень, подаренный Севой очередной мимолетной любовнице Гале.

У тетки, по словам безалаберной школьницы, указательный палец был измазан чем-то темным. Неужели это одна и та же особа?

* * *

В больнице, куда положили Мишу, меня встретили любезно. Симпатичная, очень молодая и от того невероятно серьезная врач Наталья Сергеевна важно произнесла:

– Михаил физически здоров, но не желает идти на контакт. Вы его родственница?

– Близкая подруга семьи, – ответила я. – Надеюсь, вы знаете, что случилось с женой вашего подопечного?

Наталья Сергеевна кивнула.

– Конечно. Кстати, сын Михаила находится у нас же, в другом отделении на пятом этаже. Молодой человек в тяжелом состоянии, но пока держится. Единственный вопрос, который задал Михаил после госпитализации, был: «Как Севочка?» Я немного покривила душой, ответила: «Он жив, врачи настроены оптимистично».

– Доктора, как правило, стараются не делать прогнозов, – сказала я.

Наталья Сергеевна порозовела и стала похожа на второкурсницу.

– Мой опыт подсказывает, что больному человеку необходимы приятные новости.

Я подавила желание уточнить, сколько больных было у молодой докторицы до того, как она встретилась с Мишей: один или два? Вместо этого попросила:

– Разрешите мне поговорить с вашим подопечным.

– Попробуйте, – милостиво согласилось юное создание. – Но сомневаюсь, что Михаил обрадуется, увидев вас.

Меня отвели в маленькую палату, где на кровати лицом к стене лежал муж Жеки.

– Привет, Мишаня, – фальшиво бодро воскликнула я, – как дела?

В ту же секунду я ощутила себя полнейшей идиоткой и добавила:

– Севе намного лучше, он поправляется.

Миша никак не отреагировал на мое заявление.

– Принесла тебе сок, – залебезила я, – ананасовый, свежевыжатый, не из пакета. Налить стаканчик?

Молчание.

– Ты обедал? – не успокаивалась я. – Наверное, тут кормят отвратительно. Что хочешь? Рыбу? Мясо? Съезжу в хороший ресторан и привезу оттуда любое блюдо.

– Нет, – неожиданно ответил Миша.

Я несказанно обрадовалась и продолжила:

– Кофе? Чай? Пирожные? Миша, тебе необходимо поесть.

– Нет, – вяло прозвучало с кровати, – я устал. Спать. Голова болит.

– Сейчас позову доктора, – засуетилась я.

– Нет. Не надо, – без всякой эмоциональной окраски произнес Михаил. – Где Севочка?

Я чуть не захлопала в ладоши, Михаил начинает выбираться из кокона молчания.

– На пятом этаже, его успешно лечат, но пока он в реанимации.

– Почему? – вдруг поинтересовался муж Жеки.

– Что «почему»? – уточнила я.

– Севочка заболел? – чуть громче спросил Михаил.

– Ему намного лучше, – соврала я.

– Мальчик встает, ходит? – забеспокоился Миша. – Разговаривает?

– Конечно! – воскликнула я. – Скоро его отпустят домой.

– Хорошо, – прошептал Миша. – А то у меня ноги сломаны, не шевелятся! Можешь почесать правую лодыжку? Пальцы под гипс не пролезают.

Я растерялась еще больше, встала, откинула тонкое одеяло и увидела, что Михаил одет в полосатую пижаму. Никакого гипса на ногах нет и в помине.

– Почеши мне левую коленку, – еле слышно произнес он.

Я очень осторожно поскребла пальцами в указанном месте и ощутила, что от Миши пахнет одеколоном: тяжелый аромат с сандаловыми нотами.

– Спасибо, Жекочка, – сказал он.

Мне стало жутко.

– Миша, повернись. Я Лампа Романова.

– Я виноват, Жека, – продолжал больной, – нельзя сажать ребенка на переднее сиденье, но Севочка так просил. Таисия Ивановна права, я плохой отец. Умоляю, прости меня.

– Миша, – с усилием произнесла я, – ты помнишь, что случилось?

– Мы поехали с Севой на рыбалку, – бесцветным голосом сказал несчастный, – выбрались на проселочную дорогу, сынишка стал проситься порулить. Я его к себе на колени посадил. Мальчик крутил баранкой, я нажимал на педали. Откуда ни возьмись, телега с лошадью. Дальше провал. Очнулся в «Скорой помощи», ноги сломаны.

В палату заглянула Наталья Сергеевна.

– На сегодня хватит, больной устал.

Я вышла в коридор.