Медаль за убийство - Фрэнсис Броуди

Покраснев и внезапно потеряв все самообладание, Родни отрицательно покачал головой:

– Он высоко ценит прежде всего самого себя.

– Но…

Родни взял руку Элисон в свою.

– Не представляю, как ты делаешь это, Элисон.

– Что? Делаю что? – Она не отняла руку.

– То, что ты делаешь со мной всякий раз, когда мы бываем вместе. Да и когда мы не вместе, я ведь постоянно думаю о тебе.

Она не могла оторвать взгляда от своего собеседника.

– Но… я думала…

– Теперь я предстал перед тобой дураком. Я проговорился не к месту. Извини.

– Нет. Это просто потому, что я думала… что ты и Люси… Я хочу сказать…

Родни засмеялся:

– Да нет. Она что, сказала это тебе?

– Нет, конечно. Это она сказала тебе?

– Разумеется, не сказала бы, потому что это неправда. Никогда ничего подобного между нами не было и не будет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что… об этом даже противно говорить. Если я тебе скажу, ты будешь хранить это как наш общий секрет?

Элисон кивнула:

– Ты же знаешь, что буду.

– Мой отец положил на нее глаз. Я точно это знаю. Если он добьется своего, Люси станет моей мачехой.

Элисон не смогла сдержать смех:

– Никогда. Никогда и ни за что в этом мире.

– О, да.

– Люси знает об этом?

– Понимаешь, я не могу сказать, что она знает. Поскольку это за пределами всякого понимания, тебе не кажется?

Элисон, смеясь, не могла остановиться:

– Прости меня. Я не должна бы смеяться, но если он думает о Люси…

– Я понимаю.

Теперь они хохотали уже вдвоем, катаясь по расстеленному пледу, пока не достигли апогея, так что Элисон пришлось доставать свой носовой платок. Она вытерла им слезы, а потом протянула его Родни.

Однако он взял не платок, а сжал ее руку и сказал:

– Я люблю тебя, Элисон.

Люси и Дилан подошли к круглой башне сквозь заросли деревьев и через луг.

Люси обвела башню внимательным взглядом.

– Ты и вправду думаешь, что Анна хотела бы жить здесь?

– Вполне могла бы. Башня удалена от других строений и очень романтична.

– Знаешь, в определенной степени ты прав. Но Анна весьма практичная девушка, я полагаю, она непременно подумала бы о водопроводе и наличии газа. Иначе ей никогда не удалось бы отмыть пол дочиста.

Дилан пришел в замешательство:

– Я и не подумал об этом. – Но тут же он оживился: – Если подойти сюда с другой стороны, там есть тропинка и нужно только пересечь луг. А Анна так привычна к работе, что ей не составило бы особого труда выкопать нечто вроде колодца и черпать из него воду. К тому же она вполне справилась бы со старыми лампами и тому подобными вещами, так как привыкла к ним за время жизни со старым скупердяем.

– Мне башня в любом случае нравится, – сказала Люси. – Ну что, зайдем внутрь и все осмотрим?

– Наверное, это опасно.

– Давай все же зайдем и посмотрим. Не забывай, кто мы.

Дилан повернул в замке большой ключ. Эта недвижимость не была занесена в реестр Кроукера, но ключ от другой старой усадьбы подошел и к этому замку. У Дилана возникла мысль доложить мистеру Кроукеру о состоянии этого места. Возможно, владельцу понравилась бы такая забота о его собственности.

Тонким сдавленным голоском, который порой употребляла как Анна, Люси произнесла:

– Но ведь здесь все такое ветхое, Вилли…

Дилану понравилось слово «ветхое». Изъеденный временем камень, крошащийся и падающий вниз. Он ответил, представляя себя Вилли:

– Так оно и есть довольно ветхое, мисс Теллрайт. Совсем как работа моего отца.

– Но это не значит, что вам позволено настолько превысить арендную плату. Вы должны сказать об этом мистеру Прайсу.

– Он наверняка поймет. Загляните как-нибудь в офис.

Так, ведя себя как персонажи пьесы, они продолжили осмотр, пока Люси, стоя на верхней площадке башни у зубцов парапета и осматривая окрестные поля, не заметила вдали фигуры Элисон и Родни. Она тут же напряглась всем телом, как это сделала бы и Анна Теллрайт.

– Вилли!

– Да, мисс Теллрайт?

– Вы захватили с собой бинокль?

– Да. – Родни протянул ей бинокль.

Люси снова посмотрела на две фигуры, которые теперь слились в одну.

– Могу я тоже взглянуть, мисс Теллрайт?

– Пожалуй, не стоит, Вилли. Нам нужно обсудить арендную плату. – Она отвернулась от парапета. – Мой дед совершил плохой поступок.

– Вы, наверное, хотите сказать – ваш отец, мисс Теллрайт?

– Конечно, именно это я и имела в виду – мой отец, старый скупердяй, которого я и люблю и ненавижу в равной мере.

– Но что плохого он сделал вам, мисс Теллрайт? В конце концов, он управляет предназначенным для вас наследством.

Люси вышла из образа Анны. Она снова взглянула вдаль через поля, к линии горизонта.

– На самом деле у меня с Анной не так уж много общего. За исключением того, что ей уже есть двадцать один год[43], а мне еще только исполнится шестого августа. Мой дедушка всегда говорил, что на двадцать первый день рождения я получу наследство. Теперь он начинает отступать от этих слов.

Их руки лежали на парапете – еще полдюйма, и они соприкоснулись бы.

– О, я не должна была бы рассказывать обо всем этом. Он всегда просит не посвящать других людей в наши дела.

Дилан не представлял, что сказать на это. Наследство и перспективы его получения были чрезвычайно далеки от его жизненного опыта. Он пытался напрячь мозги, но слова не шли на ум. Лишь скрываясь за фасадом роли, он мог излагать свои самые сокровенные мысли.

– Мне-то ты можешь сказать. В конце концов, я ведь по пьесе тот самый Вилли, который обожает тебя. И он под конец умирает, так что твоя тайна умрет вместе с ним.

Люси повернулась к нему и улыбнулась:

– Моя тетя Ада – мисс Фелл, которая живет этажом выше – была лучшей подругой моей бабушки. Она считает, здесь что-то нечисто. Тетя Ада уверена, что я должна получить наследство от моих родителей, когда стану совершеннолетней. Но я ничего не могу узнать от деда. Когда я спрашивала его напрямую, он всегда отказывался говорить. А я должна уехать отсюда. Я считаю… О, это звучит так ужасно, что я не решаюсь сказать.