Ушелец - Максим Хорсун

Прыжок — и он на трапе. Еще прыжок — и у проема люка.

Черта с два он позволит прихвостню Треугольника увести трофей из-под своего носа после всего пережитого.

Как Раскин предполагал, внутри корабля давление отсутствовало. Шлюз был открыт с обеих сторон. Примыкающий к нему коридор тонул во мраке.

Раскин вынул химический фонарь (он решил не использовать свое «ночное» зрение — внутри мертвого корабля хотелось бы иметь живой яркий свет), осторожно заглянул в шлюз.

Белый круг от фонаря высветил на полу пеструю свалку. Раскин присвистнул: чего здесь только не было! Тот бедлам, что он наблюдал снаружи, не шел ни в какое сравнение с творящимся внутри корабля. Кроме многочисленных «технических» обломков, под ногами валялся мусор органического происхождения — какие-то объедки, какая-то заледеневшая грязь… Раскин даже побоялся предположить, чем это могло быть раньше. На глаза попадались осколки посуды, обрывки одежды. Особенно трогательно выглядел зеленый носок, примерзший к шлему разорванного напополам скафандра.

Сквозь грязь проглядывались и белые пятнышки бумажных клочьев, но, вопреки напутствию Шнайдера, Раскин не стал терять время на их собирание.

Конечно, если на корабле имела место взрывная декомпрессия, то так все и должно было выглядеть. Воздушный поток, устремляясь из «скаута» в разреженную атмосферу Забвения, смел и перемешал внутри корабля весь незакрепленный инвентарь.

Но Раскин еще ни разу не слышал о взрывной декомпрессии, которая бы происходила из-за открытого люка. Это было нелепо и напоминало экранизацию бородатого анекдота о мужике, который открыл форточку на работе — в подводной лодке. Вот только сейчас смешно не было.

Дальше — больше. В коридоре кто-то снял с переборок внешнюю обшивку — на оголенных коммуникациях серебрились кристаллики водяного льда. Раскин водил фонарем из стороны в сторону. Он уже забыл и о том, что стрелка на индикаторе «О 2 » почти приблизилась к нулю, и о том, что внутри скафандра жарко, словно в духовке.

На коммуникациях были ясно видны свежие следы сварки. Обрезки кабеля образовывали перемычки там, где им быть не предполагалось. Раскину даже пришлось перешагнуть через растяжку, протянутую по ширине коридора.

Всюду — следы спешной переделки. В ход шло все, что попадалось под руку. Невольно возникала мысль о дюжине гениев, которым было поручено создать нейтринный двигатель из древней радиолы, мотка проволоки и слесарного лома.

Но на борту этого «скаута» такое количество гениев не предполагалось!

Вдруг в коридоре посветлело. Раскин поднял глаза и от неожиданности выронил фонарик: навстречу ему плыли два кухуракуту.

Раскин прижался спиной к стене. Навел на них сигнальный пистолет, удивляясь собственной глупости.

Из полупрозрачных, будто вылитых из матового стекла, причудливых тел исходило завораживающее бело-голубое свечение. Щупальца кухуракуту держали вытянутыми вдоль корпуса и чуть отведенными назад. С близкого расстояния они походили на двух глубоководных медуз. Или на два газовых фонаря, изготовленных маньяком-стеклодувом в честь Хэллоуина.

— Ребята, давайте так, — обратился ушелец к кухуракуту, когда инопланетяне поравнялись с ним. — Вы меня не трогаете, и я вас не трогаю…

Кухуракуту проплыли мимо, не подав вида, что удосужились заметить человека. Они исчезли в направлении кокпита, проигнорировав шлюз и выход наружу.

— Спасибо за… — Раскин сглотнул. Дотянулся до мундштука, влил в себя еще четверть галлона аминокислотного «топлива». — Спасибо за проявленное благоразумие…

Учитывая, как складываются обстоятельства, Раскин решил, что он будет молодцом, если сможет снять хотя бы один «черный ящик» или «карман» с данными о полете. Едва ли у него будет возможность осмотреть личные вещи экипажа «скаута» или даже отыскать бортовой журнал. В этом-то погроме. С такой компанией под боком.

Наверное, в другое время он поспешил бы убраться подальше от этого места в тот момент, когда только стало ясно, что здесь замешаны чужие. Но не сейчас. Зачем же рушить цепочку, чтобы позднее кому-то вновь пришлось пробираться через все круги ада?

Конечно, в этой логике было что-то от тупого упрямства, но Раскин двинулся вперед. Он ощущал себя водолазом, который пробирается через кишащее акулами нутро затонувшего корабля к набитому сокровищами трюму. С растрескавшихся губ слетали бессмысленные слова:

— А акула Каракула, улыбаясь, говорит… улыбаясь, говорит…

По всей длине коридора протянулись лиловые тени. Невесомость подводная — это совсем не то, что невесомость космическая. Под водой тебя тянет лечь на покрытое илом и человеческими костями дно.

— А акула Каракула правым глазом подмигнула, улыбаясь, говорит: «Здравствуй, здравствуй, добрый доктор, добрый доктор…»

Вот его приветствует команда корабля: моряков восьмеро, и все они почему-то носят космические скафандры без шлемов. В центре капитан — по безукоризненным белым зубам в нем можно распознать американца, — предлагает ему стать в их команде девятым. Ну уж нет! У всех моряков какие-то нехорошие, темные лица… Вот морское течение играет с его телом: то подталкивает вперед, то отбрасывает к тому месту, где ноги впервые коснулись дна.

Раскин пошатнулся и схватился за вьющееся вдоль разобранной переборки переплетение разноцветных проводов.

Ушелец попытался узнать, какая температура внутри скафандра, но циферблаты плыли у него перед глазами; теперь он даже не мог отличить их один от другого.

Добавил себе на два щелчка кислорода: в голове немного прояснело. Придерживаясь за стену, он добрел до люка, ведущего в командную рубку. Лепестки его диафрагмы были полуоткрыты и напоминали четыре зуба, готовые перекусить любого, кто сунется в эту пасть.

Бело-голубой свет в рубке не застал Раскина врасплох. Он уже постиг народную мудрость, мол, чем дальше в лес, тем больше дров. У входа висел, лениво шевеля щупальцами, лучистый кухуракуту. Когда Раскин проходил мимо него, то случайно зацепил одно из щупалец. Кухуракуту проворно втянул придаток вглубь тела, точно так же, как прячет усики улитка.

— Ну, прости, — бросил Раскин. — Вот так акула — Каракула, да?

В плоской голове инопланетянина вспыхнуло созвездие желтых огоньков.

От последующей волны ультразвука у Раскина заныли зубы. Он вновь схватился за стену, пытаясь удержаться на ногах.

— Еще раз так сделаешь, — он пригрозил инопланетянину пальцем, — и я тебя ударю.

Кухуракуту больше не шелохнулся.

Раскин выждал десять секунд и затем повернулся к чужому спиной.

В рубке был такой же погром, как и во всем остальном корабле. Переборки — раскурочены, консоли управления — безропотно разобраны и вновь смонтированы в многоярусный блок, обвитый черными лианами высоковольтных кабелей. Панорамному дисплею, очевидно, не нашли применение, поэтому его просто срезали с носовой переборки и разбили об палубу. Кажется, если здесь когда-то и был «черный ящик», то таинственный гений нашел ему применение в качестве детали одного из непонятных агрегатов. Раскин посветил фонариком в то место, где, согласно схеме, должна была находиться вентиляционная разводка. Как он и предполагал: ни разводки, ни спрятанного за ней «ящика».