Дух любви - Дафна дю Морье

Он ощупью спустился по полутемной лестнице, отворил дверь и вышел на улицу.

Джозеф почувствовал, что в сердце его начинает расти тоска по Плину. Ему захотелось взглянуть на тихие воды гавани, на лепящиеся к склону холма маленькие домики, на вьющийся из труб дым. Захотелось ощутить под ногами камни старого порта, где на солнце сушатся рыболовные сети и стоят, прислонившись к ограде, рыбаки в синих робах. Захотелось услышать шум волн, разбивающихся о скалы под развалинами Замка, шум деревьев Труанского леса, топот овец и коров в притихших полях, шуршание кроличьих лапок в высоких живых изгородях, окаймляющих извилистые дорожки. В нем проснулась тоска по лицам простых людей, по белокрылым, горластым чайкам, по призывному звону колоколов Лэнокской церкви. Джозеф остановился у края причала и увидел четкий силуэт своего корабля с двумя устремленными к небу мачтами. Он поднял фонарь и осветил им носовое украшение судна. Свет упал на лицо. Белое одеяние фигуры оставалось в тени, как и маленькие руки, скрещенные на груди.

Джозеф смотрел, и ему казалось, что она улыбается ему и в безмолвном воздухе звучит ее шепот: «Неужели ты думал, что я тебя покинула? Неужели ты думал, что я рассыпаюсь в прах на кладбище? Мой сын, мой любимый, я всегда была здесь, рядом с тобой, ведь я – часть корабля и часть тебя самого, а ты этого не понимал. Открой свое сердце, Джозеф, и приди ко мне. Нет ни страха, ни уродства, ни смерти – есть только свет мужества, красоты и истины. Я жива, свободна и, как прежде, люблю тебя, Джозеф… Джозеф…»

Он чувствовал, как теплеет его холодное сердце, как дух его вновь обретает силу. Мрачный призрак одиночества отлетел прочь.

В один краткий миг Джозеф вырвался к свету, что сияет за гранью добра и зла, презрев плоть, вознесся в высшие сферы – он открыл свои ослепленные глаза и увидел полную жизни Джанет.

Проходивший мимо моряк увидел, как какой-то мужчина, высоко подняв фонарь, внимательно всматривается в пустое лицо побитого непогодой носового украшения корабля.

– Ну, Джо, после всех твоих странствий ты не слишком изменился, и мы действительно рады снова видеть тебя дома.

Сэмюэль улыбался брату, а Мэри тем временем разжигала в гостиной камин. Томас Кумбе, как обычно, сидел в своем кресле с неизменной Библией на коленях. Остальные братья и их жены тоже собрались в гостиной и с гордостью смотрели на родственника-моряка.

Портьеры были задернуты, остатки ужина убраны, псалмы спеты, и на стене, как всегда, медленно тикали часы.

Джозеф вытянул ноги и вздохнул. Как хорошо вернуться домой. Он посмотрел на дорогие, знакомые лица и попросил рассказать ему последние городские сплетни.

– Близняшки Сэмми так и пышут здоровьем, – не без тайной зависти сказала Мэри, по-прежнему преданная Поузи. – Ты ведь знаешь, им уже почти десять, и в школе на них не нахвалятся. Пошли в отца, это просто поразительно.

Сэмюэль залился краской гордости.

– А вот малыш Том немного слабоват, но при этом чудный ребенок, а его брат Дик уже перерос старшего.

Странно, что у славного, серьезного Сэмюэля четверо детей, а вот трудяга Герберт – сейчас он вместе с женой сидел возле фисгармонии и лучезарно улыбался Джозефу, – хоть и женился всего каких-то семь лет назад, уже обзавелся тремя мальчиками и двумя девочками, и к тому же темноволосая Элси, его жена, похоже, опять на сносях.

Филипп заглянул в Дом под Плющом посмотреть на Джозефа и обсудить счета, связанные с «Джанет Кумбе». Теперь он занимал должность второго клерка у Хогга и Вильямса и был склонен взять дела, связанные с семейным кораблем, в свои руки. Братья и сестры несколько побаивались его, он «совсем джентльмен», говорили они между собой.

За Лиззи ухаживал Николас Стивене, и Джозеф с первого взгляда проникся симпатией к этому добродушному фермеру с голубыми глазами и крепким рукопожатием.

Почему он когда-то недолюбливал этих людей, считая их ограниченными и глупыми? В конце концов, они такая же часть Джанет, как и он. Всем им она была матерью. Правда, ни один из них на нее не похож, разве что Лиззи, у которой такие же темные волосы и большие глаза. Он любил Лиззи и радовался, что она выходит за своего красивого фермера, несмотря на разницу в возрасте.

– После твоего возвращения все девушки Плина словно обезумели, – Мэри рассмеялась. – Если ты не остережешься, они будут преследовать тебя по всему городу, куда бы ты ни пошел.

– Полагаю, Джо следует воспользоваться возвращением, чтобы отдохнуть от женщин, – сухо заметил Филипп. – К тому же по сравнению с женщинами континента они, должно быть, не слишком соблазнительны.

Джозеф бросил взгляд на своего русоволосого, узкоглазого брата. Странный он малый, и сколько в нем яда. Хоть бы что-нибудь взял от Джанет.

– Почему бы тебе не угомониться, Джо? – предложил Сэмюэль. – Тебе уже не так мало лет, чтобы думать только о развлечениях. На твоем месте я нашел бы в Плине какую-нибудь славную девушку и обзавелся семьей, как мы с Герби. Тебе пошло бы на пользу иметь жену и детей.

Томас поднял глаза над Библией и поверх очков уставился на Джозефа.

– Что посеешь, то и пожнешь, – твердо сказал он. Никто не понял, что он имеет в виду, но они уже успели привыкнуть к странностям отца.

– Тебе вовсе не надо бросать море, Джо, – вставила Мэри, в которой всегда были задатки прирожденной свахи. – Ты можешь по-прежнему оставаться капитаном «Джанет Кумбе», но Сэмюэль прав, тебе надо жениться. Чтобы окончательно остепениться, тебе нужна жена и чистый уютный дом, который ты мог бы назвать своим.

Джозеф улыбнулся и покачал головой.

– По-моему, женитьба не для меня, – сказал он. Однако эта мысль запала ему в голову и, делая вид, что предложение брата может вызвать у него только смех, оставаясь один, он часто над ним задумывался. Что, собственно, мешает этому? Он знал, что никогда не сможет полюбить женщину. Его сердце и душа принадлежат Джанет – Джанет и кораблю. Но он способен на нежность и привязанность, способен испытать эти теплые чувства, если будет знать, что кто-то ждет его в светлом доме, что он кому-то нужен, что кто-то, возможно, готов дать ему уют и домашний очаг – кто-то добрый и преданный. А как прекрасно было бы видеть, что вокруг него подрастают мальчики, его мальчики. Мальчики Джанет. Смешно… странно. Да, об этом стоит подумать.

Эти первые дни в Плине Джозеф провел довольно спокойно. Он совершал долгие прогулки по окрестностям, отыскивая любимые места, где он гулял ребенком, когда рядом с ним была Джанет. Стояла тихая зима, и в воздухе еще не чувствовалось приближения весны. Он любил бродить по мокрым полям и опустевшим холмам; ласковый дождь омывал его лицо, густая жижа хлюпала под ногами. Часто стоял он в углу Лэнокского кладбища, где между колючей изгородью и развесистым вязом в высокой траве скрывалась могила Джанет. В чем истина? В том, что она лежит под этой пропитанной влагой землей, не ведая, что он рядом, что он нуждается в ней? Или в том видении красоты и истины, что явилось ему, когда он стоял в гамбургском порту и всматривался в ее лицо? Он оставался верным поразительному величию этой мысли. Между тем впереди у него была жизнь, его жизнь, дни и ночи, а их надо встречать с мужеством, которое, и он это хорошо знал, не раз изменит ему. Джозеф отходил от безмолвной могилы и спускался в занятый делами мир Плина, наполненный шумом воды и кораблей, голосами людей, которые окликали его из дверей своих домов. Мэри встречала его улыбкой и придвигала для него к камину кресло напротив кресла отца. И все же Джозеф все чаще задумывался о жене и собственном доме, где, возвращаясь из плавания, он мог бы чувствовать себя совершенно спокойно.