Этот несносный Лука - Люси Гордон

— Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?

— Да, однажды. Мы ужасно поссорились, и я сказала, что это он убил моего ребенка.

— Что он ответил?

— Ничего. Только уставился на меня и побелел.

И ушел. Позже я нашла его в каком-то оцепенении. Спустя год после этого у отца был обширный инфаркт. Ему было только пятьдесят четыре, но он умер сразу.

— Я не сожалею о нем, — ожесточенно сказал Лука. — Я не простил ему и не буду притворяться.

— Я знаю. Мне немного жаль его, он навредил не только нам, но и себе. Но пока я также не могу простить его. Кроме того…

Бекки притихла на несколько секунд, встав со стула в нерешительности.

— Что? — спросил Лука. — Что еще?

— Кое-что. Я ждала, когда смогу сказать тебе.

Ждала удобного момента. Сейчас, я думаю…

Она остановилась в нерешительности, зная, что обратного пути нет. Лука взял ее руки в свои.

— Скажи мне, Бекки, — попросил он. — Сейчас самое время.

— Да, — сказала она. — Ты должен знать. Лука, ты когда-либо возвращался в Каренну?

— Нет, — сказал он, подумав.

— Я тоже, до недавнего времени. Я была там несколько недель назад и узнала кое-что еще, о чем солгал мой отец.

Бекки снова умолкла. Внезапно она спросила себя, разумно ли поступает.

— Продолжай, — сказал он.

— Я всегда думала, что дочь умерла некрещеной, без имени. Папа никогда не говорил мне, что все иначе.

— О чем ты?

— Она — там, на кладбище. Ее крестил священник больницы.

— Но почему ты не знала?

— Врачи поместили ее в кувез. Как только она родилась, а я осталась с медсестрами. Там был священник, который пришел к другому ребенку.

Все думали, что наша маленькая девочка проживет только несколько минут, так что священник крестил ее тут же, на случай, если не успеет позже.

— И врачи никому не сказали?

— Они сказали папе. Я думаю, они решили, что он скажет мне, но он не сделал этого. Она была похоронена в освященной земле. Священник умер в прошлом году, но я говорила с новым. Он нашел запись о нашей дочери. Очевидно, старый священник собирался устроить небольшие похороны и сообщил отцу, когда они состоятся. В общем, на похоронах нашей дочери… — Бекки била дрожь, не было никого.

— Даже твоего отца?

— Он сделал вид, что ее никогда не существовало. Он хотел, чтобы я забыла о ней. Отец пытался уничтожить ее, уничтожить нас. Он даже сказал священнику, что ее имя — Ребекка Солвей.

— Что?

— Это имя на ее могиле, — с гневом продолжала она. — Ребекка Солвей. Но она там, Лука. Она не исчезала в пустоту. Он не смог уничтожить нашу дочь.

Лука в исступлении вскочил и заходил по комнате. Он мотал головой, как животное от сильной боли, и Бекки поняла, что никогда еще не видела такого опустошенного лица.

Наконец он остановился и резко ударил кулаком в стену. Раздался оглушительный звук, Лука бил в стену снова и снова. Старый дом, сделанный из прочного камня, противостоял ему. Или это была его судьба, которую не могли смягчить ни гнев, ни страдание.

— Боже! — повторял он. — Боже! Боже!

Разрываясь от жалости к нему, Бекки крепко обняла его. Он все еще бил кулаком в стену, но свободной рукой схватился за Ребекку так сильно, что она почувствовала боль.

— Лука, Лука, пожалуйста…

Она не была уверена, что он слышит ее. Он казался потерянным в своем страдании.

Наконец он устал и бессильно уронил голову, все еще дрожа от душевной боли. Ребекка стояла, прислонившись головой к его спине, и плакала.

Она могла вынести собственную боль, но его боль разрывала ее на части.

Он повернулся к Бекки и прижал ее к свой груди.

— Держи меня, — хрипло сказал он. — Или я сойду с ума. Держи меня, Бекки, держи меня.

Он почти упал на нее. Вся мощная физическая сила, казалось, покинула Луку, осталась только Бекки, спасающая его.

И Ребекка держала его в своих объятиях. Лука погрузился в то же состояние, в каком Бекки пребывала после смерти дочери. И в этот момент она решила, что не оставит его никогда.

Опираясь на нее, Лука вернулся к стулу и почти упал на него. Его взгляд остановился, словно он заглянул внутрь себя и увидел только опустошение.

Его правая рука была разбита о стену. Бекки мягко взяла ее, ощущая, как легкое прикосновение заставило его вздрогнуть. Она стала промывать рану водой. На ее глаза наворачивались слезы от того, что он сделал с собой, страдая.

Бекки опустилась на колено около него так, чтобы ей было удобно промывать кровоточащую рану. Он уставился на свою руку, словно спрашивал, как это случилось.

— На что это похоже? — спросил он наконец.

— Что, любимый? — Слова сами собой вырвались из уст Ребекки.

— Ее могила, как она выглядит?

— Небольшая могила, очень простая, с именем и датой ее рождения и смерти.

— И никто из родных не был на ее похоронах, пробормотал он. — Бедная маленькая девочка.

Спящая глубоко в темноте, в полном одиночестве.

Он качал головой, в который раз пытаясь освободиться от страданий.

— Я была рада, когда узнала, — сказала Ребекка. Она умерла крещеной, и ее надлежаще похоронили.

Я думала, ты будешь доволен.

— Я доволен, — быстро сказал он. — Если бы я знал, то часто навещал бы нашу дочь. Она не была бы одна.

Мягкий свет озарил душу Бекки. Лука был итальянцем, а у итальянцев особое отношение к смерти. Могила ребенка посещается семьей регулярно, с цветами и подарками ко дню рождения, потому что даже умерший ребенок — член семьи.

Для Луки было немыслимо, что к его дочери никто не приходил в течение пятнадцати лет.

— Она все еще там, ждет, — сказала Ребекка. Возможно, настало время, чтобы ее родители посетили ее вместе.

Он не мог говорить. Только кивнул.

— Но тебе нужно сначала показать свою руку доктору.

Лука сделал нетерпеливое движение.

— Пустяки.

— Я только промыла рану водой, но вдруг будет заражение. К тому же ты мог сломать ее.

— Ерунда, травмы обходят меня стороной.

— Ну разумеется, — сказала она мягко. — Теперь пойдем, тебе надо лечь.

Помедлив секунду, он кивнул и позволил ей отвести себя к кровати и помочь раздеться.

На следующий день рука распухла, но Лука сказал, что не будет тратить время на доктора.