Додж по имени Аризона - Андрей Уланов

— Ладно. Постарайся, чтоб тебя не убили.

— А ты?

Вместо ответа я прыгнул, сапогом одного достал, с ног сбил — и бежать. На ходу кобуру расстегнул, оглянулся — большая часть за мой рванула, — достал «ТТ», снова оглянулся, ага, отстают… несподручно все-таки бежать в их тряпках, мне с мешком и то легче… а бегут за мной семеро, это хорошо, как раз столько, сколько нужно… Кара уже одного скрутила… еще метров пять выиграю и… эх, олух, забыл-таки из ящика еще патронов набрать, и что теперь делать… пора!

Развернулся, поймал переднего на прицел и выстрелил.

Они цепочкой растянулись. Я первого снял, подождал, пока второй добежит… снял, подождал третьего… да что ж это, думаю, совсем страха нет, и тут они в стороны прыгнули — и словно растворились в воздухе. Я на Кару — у нее один лежит, похоже, готов, а второй, за брюхо хватаясь, с земли поднялся, пробежал, вихляя, пару шагов — и тоже сгинул. Что за чертовщина?!

Подошел, глянул на своих — два в голову, третий в грудь, но тоже наповал. Откинул тряпки с головы — лицо как лицо, смуглое, но человек — вне всякого сомнения. Пошел к Каре.

— Кто это были? — спрашиваю.

— Не знаю. Первый раз их вижу. Никогда такого не случалось.

Потрогал шею у ее дохляка — готов. Похоже, шея как раз и сломана.

Тащить, не тащить? Осмотреть хорошенько труп, конечно, стоило бы.

— Далеко еще?

— Вон между тех скал, — показывает, — проход.

Черт, не так уж и близко. Ладно, думаю, не буду рисковать. А то вдруг еще эта компания как смылась, так и вывалится из воздуха прямо на голову.

— Ты как? — у рыжей спрашиваю. — Не ранена?

Хотел ее за плечи взять, а она из рук вырвалась.

— Со мной все в порядке. Надо уходить.

Хорошая мысль.

Подбежали к скалам — рыжая на ходу амулет свой достала, пошептала в него — и прямо в воздухе между камнями открылась на этот раз не чернота, а сияние, правда, смотреть не больно, а даже наоборот — приятно. Мы в него с разбегу и влетели.

И снова все повторилось. Но теперь уже в обратном порядке. Тяжесть все меньше, меньше, и прохладой повеяло. Да это же декомпрессия, соображаю, вот что это такое. В этом, с зеленой крышей, давление атмосфер пять, если не все восемь, вот в перемычке между мирами какая-то добрая душа кессон устроила. А то бы выдернулся без компенсации — и прощай, Маруся, дорогая.

Вот бы еще, думаю, с этой доброй душой сесть где-нибудь в уголочке и потолковать, что это за чертовщина здесь творится.

В этот раз меня наружу с чмоканьем выкинуло. Осмотрелся — слава те, господи (или это местным богам хвалу возносить? Да хоть товарищу Сталину за мое счастливое детство) — трава под ногами зеленая, земля коричневая, а небо серое, но не само по себе, а потому, что опять все облаками затянуто. Мутный, конечно, пейзаж, но после зеленого аквариума — словно дома очутился. Местность и та знакомая. Те самые холмы, где я рыжую нашел, на свою голову.

А вот и сама рядом, никак в себя прийти не может.

Ладно. Скинул я мешок, вытащил гранаты, осмотрел — мало ли что, не рассчитывали их все же на такие фокусы. Вроде все в порядке. Ну, я тогда запалы вставил, две «лимонки» на ремень подвесил, а остальные обратно в мешок сложил.

Заодно обойму в «ТТ» поменял. Пусть, думаю, лучше девять в пистолете будет, чем после четырех выстрелов обойму менять.

— Дай гранату.

Ого. Быстро же девочка оклемалась. И даже слово правильное произнесла.

— Нет.

— Боишься, не умею бросать?

А то. Знаем мы таких гранатометчиков, насмотрелись. Так бросит — и себя подорвет, и меня заодно. Только под танк и посылать.

— Боюсь, — говорю, — что умеешь. И бросишь. А сколько народу на этот грохот сбежится, ты подумала? Всю округу хочешь на уши поставить? Рыжая, наша задача тогда будет считаться выполненной на «отлично», если мы придем, уйдем — и ни одна травинка не шелохнется, и ни одна живая душа не заподозрит, что мы тут были.

— А мертвые?

— А что мертвые?

— Мертвые души. Они ведь тоже могут поднять тревогу. Да и сами…

— Знаешь что, — говорю, — давай будем с живыми разбираться, а покойники уж как-нибудь без нас обойдутся. И вообще, — говорю, — я по мертвецам невеликий специалист. Я больше по тому, как из живого покойника сделать.

— Если бы черный маг, — заявляет Кара, — узнал твое настоящее имя, он бы даже после смерти заставил тебя служить своей воле.

— Черный маг? Этот самый Гарик Охламон? Так я ему целых два раза свое имя повторил. И имя, и звание, и даже часть свою назвал.

Кара на меня с таким ужасом уставилась, что я и впрямь струхнул малость. Чем, думаю, черт здесь не шутит, а вдруг этот Гарик меня и вправду выудить по имени может. Прихлопнуть не прихлопнуть, но запеленговать — уже хреново. Арчет же намекал что-то насчет того, что он на той стороне появиться не может, потому что его на расстоянии чуют.

— Да нет, — говорю, — бред. Он бы меня уже давно выловил. А он мне даже приснился — и все равно найти меня не мог.

— Он был в твоем сне?! И ты жив!

— Только щипать меня не надо, — говорю. — То, что я живой, — в этом я уверен. Вот насчет здравости рассудка — сомневаюсь.

— Ничего не понимаю, — шепчет Кара. — Гор-Амрон давно должен был наложить проклятье на твое имя. Если он сумел узнать твое полное имя.

И тут до меня дошло. Вспомнил я, как он на первом допросе меня спрашивал — и что я ему ответил.

Сел на землю и заржал во весь голос.

Кара на меня смотрит — и ничего не понимает. Только винтовку поудобнее перехватила, на тот, наверно, случай, если проклятье только сейчас подействовало. А я хохочу — остановиться не могу.

— Пусть, — сквозь смех выдавливаю, — накладывает. На живых и, главное, на мертвых пусть накладывает. На всех мертвых 134-й стрелковой дивизии. От Днепра до Волги и обратно до Днепра, за три года — ох и много же мертвых на его зов из братских могил повстают. И таких плюх ему навешают, таких проклятий поналожат — до самого Страшного суда не проикается.

— Да объясни ты, — рыжая меня даже за плечо начала трясти, — толком.

— Я ему свою часть назвал, — хохочу. — Вэ-чэ номер такой-то. Хорошо хоть полевую почту не приплел. Это… ну, как тебе объяснить… если б я сказал, что я воин дружины барона Лико, а он на всю дружину такое проклятье… наложил, много бы толку с него было?

— Т-ты… т-ты…

— Я. Сергей Малахов, старший сержант разведывательной роты 134-й стрелковой дивизии! — ору. — Именно так я ему и сказал, идиоту лысому. Два раза повторил. И фамилию и имя и… тьфу, а отчество-то забыл.