Время для Звезд - Роберт Хайнлайн

Я думал об этом, думал, пока голова кругом не пошла. Все эти штуки насчет сознания и подсознания я проходил, и зачет даже сдавал, но не особенно в них верил. Доктор Деверо может разводить все свое красноречие хоть до посинения, но никуда не денешься от простого факта, что мы хотели лететь, и Пэт остался только потому, что покалечился при несчастном случае. Ладно, может это был истерический паралич, может он перепугал сам себя и начал думать, что у него повреждение серьезнее, чем в действительности, но это все равно ничего не меняет.

Только Доктор Деверо говорил так, словно несчастный случай и не был несчастным случаем. А что на это можно сказать? Если даже правда, что у Пэта совсем душа в пятки ушла, а показать это мешала гордость – все равно никогда не поверю, что он нарочно свалился со склона.

И уж в одном-то доктор ошибался точно: я лично хотел лететь. Может, я и побаивался немного, а что сначала очень скучал по дому – так это совершенно точно, но что из того? Это же вполне естественно.

– А чего же ты тогда все время как в воду опущенный?

Это не Пэт говорил со мной; это я сам с собой говорил. Возможно, это мое подсознание заговорило для разнообразия вслух.

– Доктор?

– Да, Том.

– Вы говорите, что в действительности я не хотел лететь?

– Очень похоже.

– Но вы же сами сказали, что подсознание всегда выигрывает. Уж или одно, или другое.

Доктор вздохнул.

– Я сказал не совсем так. Ты попал в это дело слишком быстро. Подсознание – оно глупое и, зачастую, медлительное, твоему просто не хватило времени придумать что-нибудь такое же удобное, как падение на лыжах, но вот в упрямстве ему не откажешь. Оно требует, чтобы ты шел домой, а ты просто не можешь этого сделать. А оно, по глупости своей, не желает слушать никаких резонов. Оно просто ноет и ноет, чтобы ты взял да и выложил ему невозможное, вроде того, как ребенок с ревом требует подать ему Луну.

Я пожал плечами.

– Вас послушать, так я нахожусь в жутком состоянии.

– Ну вот, теперь у тебя такая физиономия, что молоку впору скиснуть. Умственная гигиена – это процесс исправления того, что исправлению поддается, и адаптации к неизбежному. У тебя есть три возможности.

– Не думал, что они у меня вообще есть.

– Три. Ты можешь продолжать входить в штопор, пока мозг твой не состряпает какую-нибудь фантазию, приемлемую для подсознания; это будет психотическая адаптация или, говоря обыденным языком, сумасшествие. Или же ты можешь жить себе потихоньку в таком примерно состоянии, как сейчас, несчастный и довольно бесполезный для остальной команды; при этом всегда будет опасность, что ты сорвешься. Третий вариант – ты можешь покопаться в своем мозгу, познакомиться с ним получше, узнать, чего же он в действительности хочет, объяснить ему, что это невозможно и почему это невозможно, а затем найти с ним какой-то компромисс на основе того, что возможно. Если у тебя достаточно духа и здравого смысла, именно так ты и попробуешь сделать. Конечно, это нелегко. – Он ждал и смотрел на меня.

– Наверное, мне и вправду лучше попробовать. А что надо для этого делать?

– Уж во всяком случае не сидеть сутками в своей каюте, думая о том, что могло бы быть.

– Мой дядя Стив – то есть майор Лукас, – медленно произнес я, – говорил мне, что я не должен так жить. Он хочет, чтобы я ходил туда-сюда, общался с людьми. Наверное, и вправду, надо.

– Конечно, конечно. Только этого недостаточно. Ты не сможешь вытащить себя из той ямы, в которую попал, просто изображая из себя душу общества. Тебе необходимо познакомиться с самим собой.

– Да, сэр. Только таким образом?

– Чтобы ты каждый вечер рассказывал мне о себе, а я тем временем держал тебя за ручку – этого мы, пожалуй, не сможем. Ммм… я бы предложил, чтобы ты попробовал написать на бумаге, кто ты есть такой, где ты был и каким образом попал оттуда сюда. Ты только старайся делать это поподробнее и тогда, вполне возможно, сам начнешь понимать не только «как», но и «почему». Старайся, и тогда ты сможешь узнать, кто ты такой, чего ты хочешь и что из желаемого можешь получить. – Видимо, лицо мое выражало полное изумление, так как он добавил: – Ты ведешь дневник?

– Иногда. Последний у меня с собой.

– Вот и используй его как образец. Пусть это будет «Жизнь и похождения Т.П.Бартлета, джентльмена». Пиши подробно и старайся писать правду – всю правду.

Я обдумал предложение Доктора. Есть некоторые вещи, которые не хочется рассказывать никому.

– Я так понимаю, что Вы хотите его читать?

– Я? Боже упаси и помилуй. Мне и так некогда отдохнуть, даже не читая любительскую прозу двух сотен малость свихнутых. Это – для тебя самого, сынок, ты будешь писать самому себе; только пиши это так, словно ты совсем ничего не знаешь про себя и тебе приходится все объяснять. Пиши это так, словно ты собираешься лишиться памяти и хочешь быть уверенным, что потом, прочитав все это, ты сможешь снова прийти в себя. Пиши все. – Он нахмурился и добавил сварливым тоном: – Если тебе покажется, что ты наткнулся на нечто важное, и захочется выслушать мнение постороннего человека – я, пожалуй, найду немного времени, чтобы почитать твой опус, ну хотя бы часть его. Но не обещаю. Ты просто пиши его для себя – для того себя, у которого пропала память.

Я пообещал ему, что попробую. И попробовал. Я бы не сказал, чтобы это как-то мне помогло (от апатии своей я так и не избавился), и у меня просто не было достаточного количества времени, чтобы писать так подробно, как он мне сказал. Надо поскорее писать последнюю часть, ведь сейчас у меня первый свободный вечер за последний месяц.

Удивительно, все-таки, как много можно вспомнить, если постараться.

На «Л.К.» много нового. Начать хоть с того, что мы уже перевалили через бугор и летим задом наперед, замедляясь с той же скоростью, с какой прежде ускорялись; мы доберемся до Тау Кита месяцев через шесть корабельного времени.

Но я забегаю вперед. Прошло около года по к-времени, как я начал вести записи, и около двенадцати лет земного времени с тех пор, как мы стартовали. Но куда нам это з-время, оно ничего не значит. Мы на корабле тридцать месяцев к-времени, за этот период произошло много всякого. Пэт женился – но нет, это произошло не на корабле и начинать надо не с этого. Пожалуй, начать можно с другой свадьбы, когда Чет Треверс женился на Мей-Лин Джоунс. Это событие вызвало всеобщее одобрение, исключением был только один из техников, который сам положил на нее глаз. По такому случаю мы, психи, и связисты закопали топор войны – ведь один из них женился на одной из нас. Особенно очевидным было примирение тогда, когда командор Фрик ввел невесту в нашу столовую с видом таким торжественным и гордым, словно это его собственная дочь. Хорошая получилась пара; Чету нет еще тридцати, а Мей-Лин, как мне кажется, по крайней мере двадцать два.