Эльфийский для любителей - Наталья Мазуркевич

– Видела, конечно. Паровой двигатель. Не самый лучший – все же времени у нас было немного и материалы сугубо для модели, но да. Это был он.

– Он совсем без магии! – вопил эльф, которого движения поршней впечатлили настолько, что он даже забыл, как едва не обжегся, чересчур любопытствуя.

– А в часах она есть? Ну, кроме тех моделей, где дух заточен. Но, если ты вспомнишь, к самому механизму он отношения не имеет. И все работает. Без магии.

– Без магии… – эхом отозвался Алест и задумался. Кажется, его мир медленно рушился и на руинах возникала новая, более совершенная и менее волшебная версия.

Ничего. Он еще увидит, что наука бывает интереснее магии. По крайней мере, для тех, кому магия не грозит.

Я грустно вздохнула и помахала Алесту на прощание. С Маркусом нам было по пути.

Поговорить с магистром Даналаном до консультации я так и не смогла. Нельзя сказать, чтобы он избегал меня, но останавливаться и дожидаться, пока я догоню, или приглашать в свой кабинет не собирался. Да и странно бы это выглядело, если бы он так поступил. А потому я ждала консультации, чтобы показать ему договор и добиться подсказки.

О шкатулках Лемана упоминал и Горт Глухой в своем дневнике. В городе их было не меньше полусотни, буквально у каждого десятого горожанина. В богатых семьях – не по одной штуке. В них хранили все – от монет до надушенных визиток. Все, что могло показаться владельцу важным и незаменимым. Или опасным, со следами проклятия. Такие вещи запирались в шкатулках навсегда.

Хм, все же удачно, что не рискнула самостоятельно открывать. Пусть там даже и документы были, но выпустить случайно оковы тлена или что-нибудь еще из арсенала темных магов времен Третьих Колдовских Войн…

Параллельно дневнику я читала копию договора купли-продажи особняка, в котором сейчас проживали родители и откуда украли шкатулку. Было странно, что при таком интересе с эльфийской стороны дом был продан нам, а не магистру Даналану. Но объяснение нашлось быстро. Родовые особняки дворянских родов не могли быть проданы представителям иных рас даже при условии наличия у них гражданства. Считалось, что нелюди, даже прожив сотню лет на территории другой страны, все равно останутся преданы своей родине в большей мере, чем хотелось бы принимающей стороне.

Отдельным пунктом в законе шли такие, как я, то есть представители иных рас, получившие гражданство страны по рождению и прожившие в ней до своего совершеннолетия по законам этой страны и с учетом особенности расы. В этом случае допускалась продажа им подобного имущества, и в Заколдованных горах мне бы охотно продали небольшой домик. Но, увы, лишь после моих восемнадцати лет. Гномам приходилось ждать меньше – они обретали независимость в шестнадцать.

В Ле-Сканте же обиднее всего было лескантским эльфам. Для них порог совершеннолетия повысили в соответствии с договором. Конечно, теперь местных эльфов судили не так часто, но и пользоваться правами взрослых они не могли гораздо дольше. Видимо, не нашлось ни одного подходящего остроухого, раз дом с торгов так и не перешел в эльфийскую собственность. А потому родовой особняк семьи Тель-Арлей перешел Тель-Греям спустя семь веков после переезда первых в столицу.

Событие сие произошло как раз после Валенской кампании, когда отличившимся представителям семейства было даровано дворянство за «вклад в исход войны». О величине вклада не уточнялось ни в одной из доступных в университетской библиотеке подшивок газет. Но я не теряла надежды пролить свет на этот вопрос.

И моим надеждам было суждено оправдаться. Когда я выползала после третьей пары эльфийской литературы и выслушивания цикла древней эльфийской поэзии о цветении маков, меня жестом остановил Дикарт и поманил в сторону. Я не возражала: ползти до угла было ближе, чем до холла.

– Вот. – Парень протянул мне твердый прямоугольник, на котором золотыми буквами значилось мое имя и стоял герб императорской библиотеки. – Форма одежды – парадная. Да-да, глупо, – словно отвечая на невысказанный вопрос, устало протянул Дикарт. – Но чтобы попасть в библиотеку, нужно пройти через дворец. Разумеется, гостевую и бальную часть, но придворные на пути обязательно встретятся и не преминут съязвить что-нибудь. Так что к этому тоже будь готова. Алесту я уже карту отдал. Про одежду он знает. Когда пойдете?

– Чем раньше – тем лучше, – вздохнула я и пояснила: – Скоро сессия, нужно начинать готовиться.

Дикарт приуныл. Даже его заставляло нервничать это слово, хотя кто-кто, а он был готов к ней на все сто процентов. Магистр Реливиан не уставал хвалить его произношение и знание мелких деталей этикета. Даналан хмыкал и задумчиво касался подбородка, стоило Дикарту призвать что-нибудь запредельного для человека уровня. Караэдан только усмехался, получая исчерпывающие ответы на вопросы о проживавших в Ле-Сканте расах. И только наш литературовед не любил принца. Впрочем, чувства эти было взаимны. Мы тоже не любили поэзию и ее адептов.

– Знала бы ты, чего мне стоило его добыть… – на прощание вздохнул принц и, кряхтя, первым отправился вниз. Вот уж точно вред поэзии. И кто только придумал поставить все недельные пары литературы в один день. Чтобы голова начинала болеть с утра и до победного. И чтобы обрадованные девицы согласились работать без перерыва и даже не дали всем уйти пораньше, как того требовала этика в подобных случаях. Нет же ж. Он же поэму читает, как так?! И никому из них нет дела, что в холле меня дожидается Алест, а если его на пару минут одного оставить…

Что и следовало доказать!

Вынужденный ожидать меня в холле, эльф собрал целый цветник. Дамы всех курсов и даже две преподавательницы замерли полукругом возле остроухого и внимали каждому его зевку. Алеста это порядком злило, ибо по платьям некоторых из них уже полз репейник. А у одной и вовсе браслет пророс и зацвел. Еще чуть-чуть и созреет, и будет в холле вонять чесноком, ибо насколько у талере красивые цветы, настолько же вонючие плоды.

– Идем, – позвала я, продираясь сквозь оцепление.

Алест облегченно вздохнул и слинял к выходу, делегируя мне право получить все шишки из-за внезапного ухода прекрасного эльфа.

– А там еще идут! – крикнула я, указывая на лестницу.

Толпа прищурилась, оценивая на глаз мою искренность, и перестроилась в боевой порядок. Простите, магистры, но нам очень надо…

Из-за необходимости надевать парадные костюмы мы потеряли не меньше двух часов. Сначала Алест отказывался идти домой без меня, аргументируя это странным «а вдруг на тебя в красивом платье кто-то позарится», потом уже мне приходилось тащить его по коридорам общаги, испытывая терпение женской половины населения. Никогда до этого дня я не видела столько дев в коридорах. Они прогуливались, они читали книги, сидя на подоконниках, – ага, очень внимательно, судя по перевернутым обложкам! – они улыбались друг другу и обещали помочь с учебой… Некоторые и вовсе вышли из комнат в таком виде, что у бедняги Алеста брови добежали до корней волос и возвращаться не пожелали.