Грехи людские - Маргарет Пембертон

– Давай поднимемся на верхнюю палубу и дождемся отплытия, – предложила она. – Пока еще не поздно, хочу еще разок взглянуть на Англию.

Он усмехнулся.

– Единственный кусочек Англии, который сейчас открывается взгляду, – это мрачные доки Саутгемптона.

– Меня вполне устроят эти доки, – сказала она, взяв его за руку. – Пойдем, а то опоздаем.

По отделанным красным деревом коридорам они поднялись по главному трапу в центральный холл. Огромное изображение Нептуна занимало целую стену. Помещение было забито пассажирами и провожающими, все говорили хором, стараясь перекричать друг друга, раздавались многочисленные громкие, даже чуть истеричные слова прощания.

На верхней палубе было свежо, и Элизабет зябко передернула плечами, пожалев об оставленном в каюте палантине.

– Последний багаж доставили на борт, – пояснил Адам, указав на подъемный кран: огромная пустая веревочная корзина на стреле болталась на ветру.

– Просим всех провожающих сойти на берег, – объявили по корабельной трансляции. Адам и Элизабет, опершись о перила, проследили за тем, как провожающие сошли. Трап убрали и укрепили.

– Через несколько минут поднимут якорь, – с мальчишеским восторгом в голосе сообщил Адам.

В это время к причалу подъехало такси. Открылась дверца, и из машины вышла элегантно одетая дама. На ее длинных красивых ногах блестели тончайшие шелковые чулки; ярко-розовый шерстяной костюм был явно от парижского портного. Ветер трепал лисий мех на плечах дамы. Изящная, украшенная перьями шляпка была лихо заломлена.

– Это же Луиза Изабель! – воскликнула Элизабет и принялась истово махать рукой. – Луиза! Луиза!

Принцесса подбежала к краю причала, увидела, что трап уже поднят, и с коротким смешком развела руками.

– Меня уже не пустят на борт. Опоздала! – крикнула она. – Желаю тебе удачи, Элизабет! Удачи, Адам!

Взвыла сирена, заглушив своим ревом все крики и голоса. Якоря были подняты, и корабль медленно и торжественно отчалил.

– До свидания, Луиза! – крикнула Элизабет. – До-сви-да-ни-я!

Она махала, пока не заболела рука и пока корабль не отошел на почтительное расстояние от причала, когда принцессу уже нельзя было различить в толпе провожавших. Элизабет отвернулась, в глазах у нее стояли слезы. Она молча пошла за Адамом в каюту. Как же ей будет недоставать Луизы!.. Кроме Адама, Луиза была человеком, который соединял для Элизабет прошлое и настоящее.

Единственный на борту судна рояль стоял в салоне первого класса. Корабельный тапер охотно позволил Элизабет играть. По утрам, пока почти все пассажиры еще оставались в каютах, Элизабет садилась за рояль и исполняла произведения Шопена, Моцарта, Баха на инструменте, что раньше был знаком только с музыкой Ирвинга Берлина и Дюка Эллингтона.

Большинство пассажиров возвращались в Гонконг после проведенного в Англии отпуска. Спустя совсем немного времени Элизабет убедилась в правоте слов Лея Стаффорда о том, что в Гонконге никто не воспринимает всерьез военную угрозу со стороны Японии.

– Япония! – презрительно воскликнул пожилой полковник, когда Элизабет попыталась было заговорить с ним о возможном нападении. – Япония! Кто, скажите на милость, заронил в вашу головку подобную чушь? Одно дело, когда японцы нападают на китайцев, драгоценная, но мериться силами с британской мощью – это, скажу я вам, совсем другое. – Он чистосердечно рассмеялся: сама по себе подобная вероятность показалась ему весьма забавной.

И Адам, казалось, перестал думать о будущем нападении. Оказавшись на борту «Восточной принцессы», неспешно бороздившей волны Средиземного моря, направляясь к Суэцкому каналу, он заметно расслабился. Адам подолгу загорал на палубе, играл в теннис и забавлялся метанием дротиков. Чуть не каждый вечер он допоздна танцевал с Элизабет.

Однажды Элизабет довелось услышать замечание одной из пассажирок, и она наконец поняла, почему Адам так настойчиво стремился участвовать в войне.

С миссис Смит, пожилой и порядком выжившей из ума дамой, Элизабет нередко прогуливалась по палубе, сидела в шезлонгах и поддерживала необременительный разговор. Когда они подплывали к Порт-Саиду, Адам подошел к ним; он только что переоделся и был в белом теннисном костюме.

– Очень рада вас видеть, мистер Гарланд, – приветствовала его миссис Смит. – С вашей очаровательной дочерью всегда приятно поболтать. Когда прибудем в Гонконг, мне будет ужасно ее недоставать.

Элизабет улыбнулась, взяла изуродованную артритом руку миссис Смит и невозмутимо поправила:

– Адам – мой муж, миссис Смит, а не отец.

Старушка принялась торопливо извиняться. Элизабет с улыбкой взглянула на Адама, полагая, что эта нелепая ситуация позабавит его не меньше, чем ее.

Но Адам не увидел в происшедшем ничего забавного. Морщины вокруг его рта стали глубже, лицо побледнело, губы плотно сжались. Он сдержанно пояснил, что отправляется играть в теннис и рассчитывает, что Элизабет придет за него поболеть.

– О Господи, надеюсь, он не обиделся на меня, – суетливо заговорила миссис Смит, как только Адам отошел. – Ума не приложу, отчего это я вдруг решила, что вы отец и дочь. Ну конечно, вы супруги, это видно невооруженным глазом. Какая с моей стороны непростительная, я бы даже сказала, глупая ошибка!

– Не переживайте, никто на вас не обиделся, – пыталась ее успокоить Элизабет, но когда она посмотрела вслед Адаму, ее брови чуть сошлись на переносице, а в глазах появилось задумчивое выражение. Ей никогда не приходило в голову, что он может так болезненно ощущать их разницу в возрасте. Мысль показалась Элизабет занятной. Она теперь, кажется, поняла, почему Адаму так хотелось считать себя пригодным к участию в активных боевых действиях по защите короля и отечества.

В тот вечер, за ужином, Элизабет приглядывалась к отражению в зеркале ресторана. За последние несколько месяцев Адам значительно раздобрел, его плотно сбитое тело стало обычным для людей среднего возраста. Волосы, еще густые, были щедро подернуты серебром, морщины вокруг носа и рта углубились.

На Элизабет было шелковое платье цвета нильской воды. Юбка была расшита изумительными цветами из крошечных блесток. Волосы, забранные двумя черепаховыми гребнями, оставляли лицо открытым, а длинные пряди свободно ниспадали на плечи. В свои двадцать четыре года Элизабет выглядела от силы на восемнадцать.

На следующий день она поменяла прическу. Собрала волосы в пучок на затылке, оголив шею. Теперь-то миссис Смит вряд ли повторит свою недавнюю ошибку.

Несмотря на то что Элизабет уезжала из Лондона с тяжелым сердцем, отказавшись от престижных концертов, путешествие в Гонконг очень ей понравилось. Едва корабль миновал Бискайский залив, установились хорошие солнечные дни. Никто на борту «Восточной принцессы» не говорил о войне, не было также и неприятных газет с рассказами о похождениях Гитлера и его камарильи, о Муссолини и его чернорубашечниках. Англичане, возвращавшиеся в Сингапур и Гонконг, были совершенно уверены, что никакая сила не в состоянии нарушить их наконец-то устоявшийся быт на новом месте.