Охотники на «Тигров» - Игорь Градов

Трофима, кстати, тоже не взяли, но не из-за веры: сочли просто недостаточно подготовленным и политически неграмотным. Но он по этому поводу не переживал: ничего, вступит в армии! Вот станет хорошим танкистом (был уверен, что примут в училище), покажет себя, тогда все и уладится. Причем без лишней канители…

Наконец, отбомбившись, бомбардировщики улетели. Наступила внезапная, звенящая тишина… Мишкин приподнялся, выглянул из ямы. Дышать по-прежнему было трудно, на зубах противно скрипел песок, а еще он был еще в волосах, в ушах, за шиворотом… Трофим, как мог, отряхнулся и тогда поднялся во весь рост.

Станция Мга горела. Вместо зданий – пылающие развалины, гарь, черный пепел летит над землей. Вагоны разбиты, паровоз перевернут, из пробитого котла вырывается белый пар… И повсюду – тела убитых, а со всех сторон – стоны. Далеко не всем повезло, как ему: кого-то тяжело оглушило, кого-то контузило или ранило. Было много убитых…

Рядом с разбитым вагоном сидел и мерно раскачивался какой-то парень – голова в крови, вместо правой кисти – окровавленная культя. Прижимал ее к себе, баюкал и тихо, протяжно выл: «Как же теперь! Кому я такой, калека, буду нужен! Ни земли вспахать, ни по хозяйству сделать…»

Бомбовый удар накрыл и конные подводы, на которых их, деревенских ребят, привезли на станцию. Телеги – в щепки, лошадей покалечило. Одна, с распоротым брюхом, билась в агонии, на пыльную землю вывалились красно-сизые кишки…

Эта жуткая картина долго стояла у Мишкина перед глазами. Поэтому при первых звуках авианалета он инстинктивно смотрел, где бы спрятаться. Забивался в земляные щели, закрывал голову руками и тихо, шепотом молился. Как когда-то давно научила его бабка: «Отче наш! Иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя…»

Бабка Прасковья водила его, совсем мальчонку, в церковь, учила молиться. Но потом храм закрыли, утварь описали и куда-то вывезли, а иконостас сожгли (иконы, правда, успели разобрать старухи). Батюшку с семьей посадили на грузовик и тоже увезли…

Несколько лет храм пустовал, а потом его приспособили под колхозные нужды – чего зря стоит? Хранили в нем мешки с зерном и сельхозтехнику – сеялки, плуги и бороны.

…После бомбежки раненых и контуженых отправили в больницу, убитых положили в сарай, а остальных заново переписали (старые списки сгорели). И Трофим отправился воевать. Месячный курс – и он уже на фронте. Осенью 1941-го защищал Ленинград, потом его вместе с частью перебросили на южный берег Ладоги… Так он снова оказался в родных местах.

Храброго, ловкого парня заметили в батальоне и порекомендовали Прохорову: ему как раз нужен был человек, знающий местные леса и болота. Матвей поговорил с Трофимом и взял в разведчики – кажется, подойдет. Смышленый парень, смелый, к тому же все окрестности знает…

Мишкин был этим доволен: разведчик – это даже лучше, чем танкист, больше уважения в армии. В общем, не вышло у него в одном месте —

получилось в другом. Главное – верить в себя, быть храбрым и хорошо воевать. И тогда обязательно добьешься своего!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 5 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 5 сентября

В течение ночи на 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, северо-западнее Новороссийска и в районе Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 5 сентября

В течение 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

За 4 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 20 немецких танков и бронемашин, более 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 5 складов боеприпасов, повреждено 3 железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«5 сентября 1942 года, 441-й день войны. Обстановка на фронте. Новые успехи на Таманском полуострове и под Новороссийском; в остальном ничего существенного…»

«У фюрера с генералом-фельдмаршалом Клюге. Разговор о положении в группе армий.

Клюге. У 3-й танковой армии никаких особых сомнений в выполнении задачи не возникает, но 9-я армия с имеющимися у нее теперь силами ничего не сделает. У противника еще 35 дивизий, разных по качеству. Дивизия с пехотным полком (600–800 человек) насчитывает обычно 7000 человек.

Фюрер. У нас 10 венгерских дивизий, 11 итальянских, 24 румынские и 24 финские бригады. Итого – 60. Группа армий «Центр» скоро получит еще 12 егерских батальонов. Каждому батальону – одна батарея штурмовых орудий.

Клюге. Чудовищный расход сил и средств, потеряно 48 000 человек…

Фюрер. Все зависит от упорства! Противник израсходует свои силы быстрее, чем мы. «Великая Германия», лейбштандарт «Адольф Гитлер», дивизия СС «Викинг», дивизия СС «Рейх» – гвардейские соединения. Гвардию всегда используют при кратковременных кризисах. Кто-то должен выдохнуться, но не мы. Необходимо воспитывать в войсках выдержку; никакого отступления без боя!»

Через пару километров сели отдохнуть – под старыми, толстыми березами. Снарядные осколки сильно посекли их, обрубили половину ветвей, у двух так вообще не было вершин, но деревья держались. «Словно старые, бывалые солдаты, – уважительно подумал Матвей Прохоров. – Раненые, но стоят. И держат свою оборону…»

До передовой оставалось чуть-чуть – буквально полтора километра, но приближаться к ней пока не следовало – еще светло. Матвей сверился с картой, понял, что они находятся где-то слева от Мишкино. А там, судя по непрерывному грохоту орудий и треску пулеметов, все еще идет тяжелый бой… Взобрался на одну из берез (отличный наблюдательный пункт, да и залазить легко), достал бинокль, посмотрел: так и есть, какая-то наша стрелковая часть атакует гитлеровцев. Но они держатся – за лето изрядно укрепились, окопались. Выбить их будет нелегко…

…Наступление уже почти прекратилось – красноармейцы залегли на поле под жестким пулеметным огнем. Казалось, все, вперед нельзя, атака захлебнулась, но тут показались четыре советских танка. Матвей сразу их узнал – «Ворошиловы». Ни с чем не спутаешь – большие, мощные, с толстыми орудийными масками и широкими гусеницами.

Но что-то в этих танках было не так, что-то смущало Прохорова: орудия – слишком короткие, а вместо спаренного пулемета – еще какой-то цилиндрический кожух. Такое впечатление, что там находится еще одна пушка, гораздо меньшего калибра. Но зачем она?

Гитлеровцы открыли по «Ворошиловым» бешеный огонь, но вреда не причинили. «Еще бы, – подумал Прохоров, – ваши 37 мм нашей броне не страшны, ни за что не пробить. Даже не пытайтесь…»