Листопад - Решад Нури Гюнтекин

Наконец Али Риза-бей сказал:

— Все ваши старания напрасны. — Он говорил очень тихо и уверенно, будто заранее знал, что его ожидает впереди. — У меня нет дочери Лейлы. Она для меня не существует, впрочем, как и я для нее…

Безуспешно пытались Хайрие-ханым, Лейла и Айше переубедить старика — они ничего не добились.

Сразу же после ухода дочери Хайрие-ханым закатила мужу истерику. Убедившись, что ни уговорами, ни лаской его не проймешь, старая женщина взбунтовалась.

— Я-то считала тебя серьезным человеком, тридцать лет безропотно плелась за тобой. А куда ты меня привел? Хватит!.. Пусть хоть раз будет по-моему. По твоей вине я потеряла почти всех детей, остались только Лейла да Айше. Моя дочь не может жить без меня, и мне нет жизни без нее. Ради Лейлы я готова пожертвовать всем! Выбирай: или мы будем жить вместе, или же… — Не договорив, Хайрие-ханым опять разрыдалась.

— Можешь не кончать, — улыбнувшись, сказал Али Риза-бей. — И слезы не лей попусту. Я тоже, как и ты, принял решение. Не буду вам мешать. Без меня вам будет лучше. И никто тебе больше не помешает — живи как знаешь… Пусть будет так!..

Али Риза-бей в самом деле принял твердое решение: он и дня не останется в этом доме.

На следующее утро Али Риза-бей начал укладываться. Заметив это, Хайрие-ханым принялась его уговаривать:

— Ну что ты дуришь? Куда ты, старик, собрался? Здоровье у тебя никудышнее… Походишь, походишь, все равно обратно вернешься. Перестань глупить!..

Чтобы избежать лишних объяснений, Али Риза-бей пустился на хитрость:

— Съезжу погостить на несколько дней к сестре за город и вернусь обратно.

На самом деле он решил ехать в Адапазары к Фикрет. Всю ночь он думал, вспоминая те слова, которые сказала ему дочь три года назад на вокзале Хайдарпаша: «Если будет очень тяжело, приезжай ко мне. Стану ходить за тобой, как за малым ребенком…» В душе теплилась тайная надежда: а вдруг Фикрет оставит его жить у себя, и он будет избавлен наконец от нищенского прозябания, от позора. Разумеется, не хочется быть людям в тягость, но ничего не поделаешь — на все воля аллаха.

После долгих мытарств, с помощью полицейского Али Риза-бей нашел дом Фикрет на самой окраине Адапазары. Но едва он переступил порог, как понял, что, надеждам его не суждено сбыться.

Фикрет накрывала на стол, когда он вошел в комнату. При виде отца она растерялась: не радость, а испуг изобразился на ее лице.

— Отец, ты ли это?.. Надеюсь, все благополучно? Слава богу, здоров… — тихо проговорила Фикрет, подошла к отцу и с холодным спокойствием прикоснулась губами к его руке.

Встретив столь сдержанный прием, Али Риза-бей даже не решился обнять дочь и только легонько потрепал ее по плечу. Два мальчугана недружелюбно уставились на него. Из другой комнаты вышел высокий мужчина с седыми усами.

Казалось, Фикрет стесняется отца. Грязный, усталый после долгого пути, он был жалок в своем старом, помятом костюме.

— Это мой отец… В гости к вам приехал, — робко сказала она, обращаясь к мужу.

В гости… Она хотела, очевидно, сразу успокоить мужа: «Не волнуйся, не сердись… Он ведь не надолго. День, два поживет и уедет…»

Зять сухо поздоровался с Али Риза-беем.

— Видишь, отец устал с дороги, проголодался, наверное. Собери побыстрее на стол, — приказал он Фикрет.

Нетрудно было догадаться, что дочери в этом доме живется совсем не сладко, — счастья она здесь не нашла. За эти годы Фикрет сильно изменилась, постарела. Теперь она была похожа на обыкновенную женщину из провинции. Громыхая посудой, она то и дело покрикивала на детей — видно, стала сварливой.

Пока Али Риза-бей расправлялся с горшком картошки, дочь и зять расспрашивали его о стамбульских новостях.

Конечно, он и без расспросов обо всем расскажет Фикрет, когда они останутся наедине. В присутствии зятя — хоть он вроде бы и родственник — ему не хотелось откровенничать. Поэтому Али Риза-бей отвечал сдержанно. По его слушали так, будто здесь знали обо всех событиях, происшедших за последнее время. И откуда им в Адана-зары все известно? Его уклончивые ответы они встречали неодобрительно, даже с раздражением.

— Мы наслышаны о ваших делах, до нас тут кое-что доходило, — буркнул зять.

— Ах, папа, ты только не обижайся, но во всем виноват ты сам, — вступила в разговор Фикрет. — Сколько раз я тебе повторяла: «Отец, открой глаза!.. Все они бездельники. Таким палец в рот не клади, тотчас откусят…» — но разве ты внял моим предостережениям?.. Даже слушать не хотел…

Поддержка Фикрет придала смелости ее супругу.

— Жена права, — вставил он. — Вам ведь и в жизни везло, и посты высокие вы занимали. Неужели вы не могли проявить свой характер? «Я так хочу, значит, тому и быть» — вот как надлежит разговаривать. Ваше слово — закон для всех!.. Ну, а кто перечить станет, того и пинком за дверь можно выставить. Если человек в доме хозяин, тогда не страшно и палец в рот сунуть… Пусть попробуют откусить!..

Али Риза-бей, усталый после дороги, еле сидел за столом, а от этих речей кусок застревал у него в горле.

— Что поделаешь, видно, такова судьба, — с жалкой улыбкой лепетал он в ответ.

Пришло время ложиться спать. Свободной комнаты не оказалось, в доме жила еще золовка, вдова, с двумя детьми, и Фикрет постелила отцу в гостиной.

Старик прожил в Адапазары всего две недели. Фикрет была ему совсем чужой. Он не стал ей рассказывать ни о родном доме, ни о своих думах. Он понял, что здесь он лишний, — ему сразу дали это почувствовать. Конечно, дочь приглашала его, обещала приютить у себя, но недаром ведь оговорилась тогда: «Авось дом будет большой, веем места хватит». Теперь он вспомнил эти слова. Бедняжка, ее мечтам не суждено было сбыться. Здесь ей не лучше, чем дома, — попала из огня да в полымя.

В присутствии отца Фикрет ежедневно ссорилась со свекровью, с золовкой, с мужем или же с детьми. Слава аллаху, за словом в карман она не лезла и в обиду себя не давала. Умела за себя постоять.

Он успел заметить, что эти ссоры очень часто разгорались из-за него. Однажды он слышал, как Фикрет сказала свекрови:

— Оставьте моего отца в покое! Еще раз заикнетесь, пеняйте на себя. На своем горбу потащите этот дом…

Бедная Фикрет, мало ей своих неприятностей, так еще из-за него приходится страдать.

Когда Фикрет вечером вошла в гостиную с одеялами и подушками, чтобы приготовить ему постель, Али Риза-бей сказал:

— Уж ты прости меня, Фикрет, вижу, сколько я тебе тут хлопот доставил. Ну, ничего, сегодня я в последний раз ночую, а завтра, если ты не возражаешь, я уеду.

Он нарочно сказал «если ты не возражаешь», чтобы не получилось, будто его выгнали из дому.

— Почему же, папа, так быстро? — спросила Фикрет.