На перекрестке - Ирина Быстрова

Павел привез меня домой почти в одиннадцать. Я тихонько отворила дверь. Я знала, что Иринки дома нет. Они с Брендой на время оккупации съехали к родителям. Оккупация же была в полном разгоре. Я нашла квартиру полностью преобразившейся. Везде лежали кошкинские сумки и пакетики, маечки и носочки, видеокассеты и туалетные принадлежности. Я сняла туфли, зашла в ванную и немножко помедитировала там, глядя на бегущую из-под крана воду.

Спасительное действие медитации закончилось сразу же, как только я вошла в свою спальню. Вошла и спустя секунду пулей вылетела в коридор.

— Кошкина!!! — заорала я.

— Что? — Кошкина материализовалась в дверях гостиной.

— Какого черта ты собрала в кучу все цветы?! — обрушилась я на нее.

— У тебя все было неправильно, — невозмутимо ответила Люсинда. — Я где-то читала, что цветы лучше держать все вместе — у них тогда сильнее энергетика, и они лучше растут.

— Плевать я хотела на твою энергетику! — Мой голос сорвался на фальцет. — Расставь все как было!!!

Кошкина надулась и ушла курить на балкон. В этот момент зазвонил телефон.

— Да!! — рявкнула я в трубку.

— Привет! Чего рычим? — мелодично пропела в ответ Дарья.

— Потом расскажу, — прошипела я. — Слушай, если у тебя не срочное дело, перезвони мне лучше завтра днем на работу.

— Хорошо, как скажешь. Целую. — И Дарья дала отбой.

— Ну, что у тебя случилось? — спросила на следующий день Дарья.

— Гости. У меня гости из Хабаровска, — простонала я.

— Кто это? — удивилась Дарья. — Не знала, что ты обзавелась приятелями в столь отдаленных уголках нашей необъятной родины.

— Какие приятели? — взвилась я. — Сказано же — гости!

— Ага, — миролюбиво промычала Дарья, — понятно: гости — не приятели. Ну? Так кто эти люди? Колись.

— А ты ее знаешь, — вдруг спохватилась я. — Ну как же! Конечно же знаешь. Черт, я совсем забыла! Это же Люська. Люсинда. Помнишь?

— Люсинда? — озадачилась Дарья. — Из какой жизни?

— Из института, — вздохнула я.

Дарья помолчала.

— Кошкина, — добавила я.

— О! — только и выдала Дарья.

— Ага, — подтвердила я.

— С каких это пор Кошкина стала твоей подружкой? — поинтересовалась Дарья. — Вы с ней даже «здрасте» друг другу не всегда говорили.

— Это не Кошкина стала моей подружкой, — возразила я, — а я — ее. На вопрос «когда?» у меня есть только один вариант ответа — тогда, когда ей стало известно, что ей дают отпуск.

— И она вспомнила, что ты обитаешь в Питере, — продолжила Дарья.

— Точно.

— Но ты ведь не единственная с нашего курса, кто живет здесь, — справедливо заметила она. — Что ж это твоя Кошкина не упала на грудь своей, между прочим, если мне память не изменяет, ближайшей подруге Лельке? Или, к примеру, Ритке? Они ж там вместе тусовались.

— Лелька отбыла в Штаты…

— Насовсем? — перебила меня Дарья.

— Насовсем. А у Ритки свекровь лежачая. Кошкина к ней сунулась, а там…

— Обломс, — закончила за меня Дарья. — И Ритка, не будь дурой, быстро выскребла из своих тайничков номер твоего телефона, который ты ей зачем-то дала. Вот зачем ты ей давала его, Кэт?

— Работа, — ответила я. — Они у нас что-то покупали.

— Отправила бы ее в гостиницу, — подумав, посоветовала Дарья.

— Кого? — не поняла я. — Ритку?

— При чем тут Ритка! Кошкину.

— Не успела среагировать, — призналась я. — Они, можно сказать, уже топтались в дверях.

— «Они»?

— Она с детьми. Мальчики. Близнецы. Одиннадцать лет.

— Сколько же вас там на квадрат площади? — ужаснулась Дарья.

— Они и я. Иринка с Брендой у родителей.

— Слава богу! — вздохнула Дарья. — За собаку я волновалась больше всех. Все эти незнакомые люди. Такой стресс!

Вы думаете, она шутит? Ни в коем случае. Бренда — Дарьина любимица. Она относится к нашему рыжему чучелу как к малому дитяти, которому ежесекундно требуется ласка, забота и кусочек чего-нибудь вкусненького. Если поселить Бренду на несколько дней к Дарье, то обратно мы получим толстенький бочоночек на ножках, изнеженный и избалованный донельзя. Бренда это все отлично понимает, как понимает и то, что попасть в Дарьины объятия на несколько дней ей никогда не светит, так что старается использовать каждое мгновение Дарьиных визитов к нам, которое ей отпущено. Всегда сидят вместе обнявшись, с блаженными лицами, не замечая никого вокруг.

— Павел орал как резаный, — сообщила я.

— По поводу?

— На фиг, говорит, было давать слабину.

— Вот не люблю я его, ты знаешь… — напомнила Дарья.

— Знаю, — подтвердила я.

— Но тут я с ним абсолютно солидарна. Тебе, Кэт, давно пора немножко остервенеть. Слишком ты добра. Слишком отзывчива. Слишком безотказна. И поэтому вынуждена терпеть нашествие Кошкиных. Вот со мной этот номер не прошел бы.

С ней — не прошел бы. Это точно. Дарья никогда не позволяет сесть себе на шею. Но она была такой всегда, с самой ранней юности. Ей не нужно этому обучаться. А мне нужно. Во всяком случае, многие так говорят. И добавляют при этом, что, дескать, только для моего блага. Чтобы мне стало легче жить. Я киваю, соглашаясь, а потом, наедине с собой, подолгу размышляю об этом.

Научиться — не проблема, главное — захотеть. Но хочу ли я? Вот тут у меня сомнения. Ну, научусь. Стану стервой, пусть даже в легкой степени, и что? Это разве буду я? Нет. Кто угодно, но не я. Да, этому новому существу жить будет легче, чем прежней Кате Александровой, но будет ли с ней так же здорово, как с прежней Катей Александровой? Не уверена. Вернее, уверена, что не будет.

Поэтому все остается по-старому. И поэтому сейчас у меня «кошкин дом». Вроде бы ненадолго. На неделю. Надеюсь.

А от Дэвида Кертиса ничего нет. Я смотрела. Последний раз (шестой за сегодняшний день) не далее как десять минут назад.

— Послушай, Катрин, — спросила у меня Кошкина вечером третьего дня своего пребывания в Питере, — что за мужик-то у тебя?

— В смысле? — удивилась я. — Мужик как мужик.

— Нет, в том плане, что откуда ты его взяла?

Мы суетились на кухне. Люсинда сноровисто нарезала салат, я загружала в кастрюлю сосиски.

— Тебе зачем? — поинтересовалась я.

— Да так… — Она положила на доску очередной огурец и быстро-быстро покромсала его ножом.

— Ты просто виртуоз! — восхищенно заметила я. — Я такое только в кино видела.