Нас позвали высокие широты - Владислав Корякин

После ледника 1 мая в кают–компании кажется шумным, многолюдным и скучным. Наши мысли уже давным–давно на Большой земле, и души тоже. В своих желаниях мы давно опережаем события, и поэтому последний большой праздник (не считая прихода судна за нами) проходит без подъема, без подлинного радостного настроения. Правда, возник один момент, вызвавший оживление среди присутствующих.

По завершении официальной части, когда публика начинала распадаться на компании, кто–то приволок книжонку, казалось бы, под совершенно неактуальным названием «Для вас, девушки». Физиономия обладателя этого, с позволения сказать, издания явно выражала желание поделиться ее содержанием Читатель должен иметь в виду, что дело, во–первых, происходило задолго до сексуальной революции, а во–вторых, в те времена, когда в нашей стране секса (по крайней мере официально) не было — в наших краях его действительно почти не было. Чтец с выражением поведал о страшной угрозе, ожидавшей девушек при вхождении во взрослую жизнь, особо остановившись на последствиях употребления спиртных напитков на примере одной юной особы, которая после рюмки, другой, и, видимо, третьей (а возможно, и четвертой) утратила не только память, но и невинность. Автор брошюры вполне серьезно утверждал, что если бы означенная особа перед пьянкой съела бы бутерброд с маслом (а лучше — два), то ничего подобного с ней не произошло. Указанная мера встретила единодушный отпор присутствующих под лозунгом: «Да ни в жисть!» — и клятвы вообще не использовать означенные бутерброды при общении с юными особами противоположного пола ни под каким видом Старшее поколение отнеслось к этой идее с сомнением, а один из его представителей припомнил даже поговорку: «Быть бычку на веревочке…» Именно последняя точка зрения и возобладала при возвращении на Большую землю.

А пока мы заново привыкаем к сезонным изменениям в окрестностях базы. Кромка припая проходит от острова Богатого к полуострову Савича, севернее располагается сплошной дрейфующий лед с нагромождениями торосов и разводьями черной воды — ласкающая глаз картина, пред–вещающая скорое начало навигации. С Богатого доносится птичий гомон: кайры, чайки и чистики вовсю справляют новоселье. Снег под солнечными лучами подтаивает, и на припае в бухте Воронина все отчетливее на протяжении нескольких километров все сильнее обнажается полоса мелкого щебня и гальки, возникшая в ту страшную ночь на исходе марта, отмечая на льду направление убийственной струи воздушного потока, обрушившегося на наших товарищей. Специально обследовал эту косу: ширина до сотни метров, толщина около 20 сантиметров, размер щебня большей частью с ноготь, но встречаются и крупнее, причем размеры этого каменного материала чем ближе к берегу, тем крупнее, иной раз с ладонь. Все описанное — составные части нашего страшного полярного опыта.

5 мая — очередной авиасброс почты. Кажется, авиаторы стараются наверстать свои прошлые упущения, когда у нас было два полугодовых перерыва в почте. В последнее время мы слушаем выступления наших родных по радио практически каждый месяц. Сугубо весенние новости: 8 мая первый день с положительной температурой до +1,6°. Как бы не вспотеть! В ближайшие дни температура в окрестностях базы продолжала повышаться, вызывая желание вернуться на ледник, подальше от пекла, в котором майская температура приближается к +10°. Очевидно, в каждом природном поясе свои понятия о том, что такое тепло или холодно.

Собравшись наконец на базе, пытаемся подвести итоги нашего пребывания в этом суровом краю на основе баланса достижений и потерь, включая невосполнимые, о которых разговор особый. Мы выполнили порученную нам программу, применяясь к нашей конкретной ситуации, хотя, похоже, я слишком много занимался перетаскиванием груза с места на место, потратив на этом занятии массу времени. Опыт опытом, но пригодится ли он там, на Большой земле, да и придется ли нам еще поработать в Арктике?

Пока я обязан Севе Энгельгардту, выполнившему за меня повторные наблюдения на теодолитном ходу выше Барьера Яблонского. Даже первые результаты обработки по–своему показательны. Мало того, что скорости движения льда в истоках ледника Шокальского значительно меньше, чем на пространстве от Барьера Сомнений и до фронта, лед, упираясь в невидимое препятствие на ложе ледника, образующее Барьер Яблонского, меняет направление движения! Значит, мои данные можно попытаться использовать для суждений о толщине льда в местах измерений скоростей движения. Думаю, именно проблема движения — наиболее сложная часть в гляциологии, и ею должны заниматься физики.

11 мая вместе с Дебабовым (кок согласен на любые испытания, лишь бы вырваться за пределы осточертевшего камбуза) я отправляюсь к «Вилле Бажевых» для наблюдений на опорном пункте в горах ЦАГИ. Расположенный в горах, сам по себе он никак не характеризует движение льда, но без него невозможны вычисления координат ряда точек на леднике, поскольку он является опорным, вместе с таким же на гребне Бастионов, который я уже отнаблюдал. «Вилла Бажевых» весьма приспособлена для жилья, причем близко от места наблюдений. Кроме того, здесь довольно много разнообразной литературы, включая художественную. Это актуально, поскольку единственная книга в моем рюкзаке — это таблицы семизначных логарифмов, мало подходящие для удовлетворения художественных запросов. Что касается самого жилья — в таком можно жить месяцами, что, однако, не входило в наши намерения.

Печальная слава «Боравестника» продолжает преследовать меня. Пурга разразилась тут же после нашего прибытия, едва мы успели расположиться. Она продолжалась до утра 15 мая, когда после часового затишья западный ветер сменился южным. Терпеть не могу этих коротких затиший, которые легко могут оказаться опаснейшей ловушкой. Затянувшаяся вьюга под занавес настолько озверела, что, казалось, наш домик однажды вспорхнет и мы совершим вынужденный полет в направлении Земли Франца—Иосифа или Шпицбергена. К счастью, до этого не дошло. Только утром 18 мая мы увидали горы ЦАГИ с грандиозным снежным шлейфом на плоских вершинах. Столь же впечатляющие шлейфы гуляли и на межбарьерном пространстве, вызывая в памяти стихи, которые любил читать Олег:

Мело, мело по всей Земле, во все пределы…

Автора в те годы, я разумеется, не знал, но стихи для нас были в высшей степени актуальными…

На пути к цели мы без особых приключений одолели небольшую зону трещин. Даже Женя после всех наших трагедий проявляет не свойственную ему прежде осторожность. У скальных обрывов свежие обвалы снежных надувов — держимся от них на почтительном расстоянии, прежде чем начать подъем по заснеженной расселине. Пот заливает глаза, сердце вот–вот выпрыгнет из грудной клетки, пологий подъем сменяется крутым, крутой — снова пологим, хотя крутых почему–то больше. И так много раз… Наконец–то плоский водораздел, а там и гурий, который я поставил в июне прошлого года, слегка пострадавший от мартовской боры. Наверху Женя, пользуясь затишьем, обнажился до пояса — на фоне окружающих полярных пейзажей подобное производило жутковатое впечатление. Пока я выглядывал пункты на побережье, на севере над морем возникла полоса тумана, на которую четко проектировались гребни гор Веселых. Пока огляделся вокруг и установил треногу, ситуация уже изменилась к худшему — туман явно разросся, причем в нашем направлении. Оставалось только укрыть ящик с теодолитом среди каменных глыб и срочно возвращаться к «Вилле Бажевых». Несемся по склонам, чтобы успеть в сносных условиях видимости проскочить предгорную зону трещин — успели… Наших следов на плотном ветровом снегу практически не оставалось, не считая редких пятен золы, приставшей к подошвам вблизи нашего жилища, а также ямок от лыжных палок, которые мы иногда находили кончиками пальцев. Хочешь жить, умей вертеться: вот она, одна из заповедей выживания полярника. Так и одолели все восемь километров в сплошном молоке.