Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Моторов

— Хватит выдумывать! — резко оборвала меня мама, лишь только я начал делиться с ней своими сомнениями. — Какой же ты лентяй! Раз в жизни тебя попросили, так ты сразу решил отлынивать.

Мама постоянно подозревала меня в лености, поэтому рядом с ней у меня никогда не было свободной минуты. И дабы выбить из меня праздность, она вменила мне в обязанности ходить в магазин за продуктами, мыть посуду, чистить картошку и бесконечно натирать пол мастикой, чтобы блестел. Вот и теперь придумала мне занятие. Я, конечно, понимал, что самой ей сходить со своим племянником в кино или на каток не так увлекательно, как носиться с его родителями по магазинам «Березка», но все-таки.

Короче говоря, мама, не обратив никакого внимания на мои сомнения, вместо разумной паузы достала два билета в новый цирк на проспекте Вернадского на утреннее представление тридцать первого декабря. — После поезжай к Лене, — приказала она, — я тоже туда заскочу, а оттуда мы отправимся к Надюшке, отмечать Новый год.

Мне не хотелось в цирк, не хотелось заезжать к дяде Лене и уж совсем не хотелось ехать к этой глупой Надюшке, маминой подруге, в ее коммуналку отмечать Новый год, где вечно ни присесть, ни прилечь, а главное — там всегда было невероятно скучно.

Я бы с удовольствием провел этот день дома, нашел бы, чем себя занять, да хоть и телевизор бы смотрел, но мама не на шутку увлеклась предстоящей встречей Нового года в компании с Надюшкой и рассказывала, как там будет весело и вкусно, и мне лучше было не лезть к ней со своими сомнениями.

В цирке оказалось полно народа, дети визжали от восторга, взрослые хохотали над плоскими шутками клоунов, воздушные гимнасты демонстрировали рискованные трюки под куполом, фокусники дурили народ, а я сидел и все думал, как мне неохота ехать к дяде Лене, только время терять. И потом, явно же неспроста Денис сегодня ждал меня во дворе, никогда раньше такого не было. Может, не хотят, чтобы я у них появлялся?

Ладно, в конце концов, я пробуду там немного, полчаса, ну или чуть больше, мама же сказала, что сразу заедет.

Мама позвонила из автомата, когда уже стемнело, сказала, что она не успевает, что помогает Надюшке готовить и чтоб я сам приезжал на «Новослободскую» по адресу, который она сейчас мне продиктует. Дядя Леня вырвал у меня трубку и принялся голосить, что не пустит меня одного в метель, что дети в моем возрасте не разъезжают одни по Москве, хотя весь последний год я ездил в школу на Соколиную Гору, тратя по три часа в оба конца, и никто на это не обращал внимания.

Мама стала отвечать дяде Лене — что именно, я не слышал, но догадывался. Обычно она утверждала, что ничего со мной не будет, я уже не грудной, мне уже одиннадцать, доеду как миленький и найду нужный адрес. И действительно, сколько себя помню, я ни разу в жизни не заблудился, видимо, поэтому мама за меня нисколько не беспокоилась. А дядя Леня сказал маме, что не позволит мне искать в пургу и в потемках дом Надюшки и чтоб мама не выдумывала, а приезжала за мной, а тут всем некогда, и у всех куча дел. И повесил трубку.

Я было кинулся в прихожую одеваться, но дядя Леня заявил, что он меня никуда не отпустит, тем более я не знаю адреса, и это было правдой.

Тетя Люся, выйдя в коридор, обеспокоенно спросила:

— Папусик, и что там Татьяна сказала? Она вообще думает сына своего забирать?

Уже с самого моего здесь появления после цирка тетя Люся заметно нервничала. Я слышал, как она несколько раз говорила своей матери:

— Да приедет, приедет она за ним, никуда не денется. Ты ж ее знаешь, не может, чтоб не опоздать.

Понятное дело, та ее спрашивала, сколько я еще буду тут всем мозолить глаза.

Я понимал тетю Люсю. Остались считанные часы до Нового года, а я все продолжаю у них торчать. Но я знал и маму. Та, если что решала, до последнего должна была стоять на своем, чего бы всем это ни стоило. Поэтому я и собирался ехать сам, но, как назло, не знал куда. Надюшка жила в старом деревянном доме, где не было телефона ни у нее, ни у соседей. Оставалось ждать, когда мама найдет очередную двухкопеечную монету, чтобы позвонить по телефону-автомату из будки на улице. С этими телефонами всегда были проблемы, то они монеты заглатывали, не соединяя, то вовсе бывали неисправны, а по праздникам к ним еще вечно очереди выстраивались. Но главное, самые простые вещи, как, например, перезвонить, давались маме с превеликим трудом.

Дядя Леня нажаловался тете Люсе, что мама посылает меня в ночь неизвестно куда, и что он этого не позволит, и что от «Новослободской» до «Парка культуры» ехать всего четверть часа, пусть Татьяна сама приезжает, не барыня.

Тетя Люся взглянула на него, на меня, пошла пятнами и пробормотала:

— Не знаю, папусик, мне кажется, Алешка вполне и сам может доехать, а Татьяну можно прождать неизвестно сколько.

Когда мама перезвонила через полтора часа, я первым подлетел к телефону, чтобы выяснить адрес и уже отправляться в путь. Но оказалось, что мама — невиданное дело — пошла на попятный:

— Скажи этому идиоту, чтоб проводил тебя до метро, я буду тебя ждать на «Новослободской» у первого вагона через полчаса. И больше я звонить не смогу, тут огромная очередь к телефону, и у меня монет больше нет.

Дядя Леня был очень недоволен. Он только пристроился перед телевизором, чтобы записывать какой-то невероятно важный концерт, кажется «Песня-74», на свой новенький японский магнитофон, и ему совсем не хотелось вылезать из уютного кресла, одеваться и вести меня к метро.

— Сбегай, сбегай, папусик! — умоляюще говорила тетя Люся. — Не переживай, ты ж ее знаешь!

Дядя Леня, рыча от ярости, нахлобучил ондатровую шапку, накинул японскую куртку, и мы с ним припустили к метро. Там и небыстрым шагом идти было три минуты, не больше, а мы с ним почти бежали.

Всю эту короткую дорогу дядя Леня костерил маму на чем свет стоит. Эх, я бы сам дошел с закрытыми глазами, но бог с ним, мы уже подбегали к метро. Навстречу нам бежали люди, торопясь к праздничным столам. И вдруг у самых дверей дядя Леня встал как вкопанный. Задумался, с секунду помедлил, затем вдруг схватил меня за руку и поволок в обратном направлении. Я было пытался вырваться, но он держал меня крепко.

Когда тетя Люся увидела, что дядя Леня вернулся со мной, она потемнела лицом.

— Я тут подумал, — объяснил ей свое решение дядя Леня, — вдруг какой-нибудь милиционер увидит, что мальчик едет один, обязательно его по дороге остановит, и тогда у всех неприятности будут, меня даже оштрафовать могут!

Дядя Леня понимал толк в штрафах, я говорил, с него на работе вечно высчитывали из зарплаты.

Тетя Люся ничего не ответила, она лишь закрыла глаза, постояла так в оцепенении, повернулась, сгорбившись от горя, и отправилась на кухню.

— Ничего! — утешая, в спину ей произнес дядя Леня. — Время еще есть! Я тебе точно говорю, Татьяна успеет и позвонить, и приехать.

Тетя Люся лишь застонала и обреченно махнула полотенцем.