Квартира на двоих - Бет О'Лири

– А я хочу прямо сейчас, – говорит он, и его ладони неожиданно касаются моих волос и гладят предплечье.

Перед внутренним взором снова проносится воспоминание. Я передергиваю плечами и сбрасываю его руки.

– Отсроченное удовольствие, Джастин! Другого ты не получишь, и у меня такое чувство, что тебе это пойдет только на пользу.

И, боясь передумать, разворачиваюсь и на ватных ногах возвращаюсь в бар.

У Холли теперь настоящая копна волос. Гарри Поттер в юбке – вихры торчат во все стороны, как мать их ни приглаживает.

Лицо тоже изменилось, округлилось, ожило. Глаза больше не кажутся непропорционально большими.

Встречает меня широкой улыбкой.

Холли: Ты пришел попрощаться?

Я: Проверить твои анализы.

Холли: В последний раз?

Я: Посмотрим.

Холли: Ты бурчишь, потому что не хочешь, чтобы я уезжала.

Я: Конечно хочу. Я хочу, чтобы ты поправилась.

Холли: Нет, не хочешь. Ты не любишь перемен. Хочешь, чтобы я осталась.

Молчу. Не по себе, когда такая кроха видит тебя насквозь.

Холли: Я тоже буду по тебе скучать. Придешь ко мне в гости?

Бросаю взгляд на ее мать, на губах которой усталая, но очень счастливая улыбка.

Я: У тебя уроки начнутся, кружки. Не до гостей.

Холли: Нет, я хочу, чтобы ты пришел!

Мама Холли: Я буду очень рада, если вы как-нибудь с нами поужинаете. В самом деле. И Холли – тоже. Мы так вам благодарны!

Маму Холли, точно шлейф духов, окружает чистейшая эйфория.

Я: Спасибо. Посмотрим, как пойдет.

На глаза у мамы Холли наворачиваются слезы. Не умею вести себя в подобных ситуациях.

Начинаю паниковать и пятиться к двери. Но Холли обнимает меня прежде, чем успеваю сбежать. Колени слабеют. Не знаю, из-за кого так тянет заплакать – из-за Холли или Кей, но что-то в объятьях включает слезные железы.

Вытираю глаза и надеюсь, что Холли не заметила. Ерошу ее спутанные каштановые волосы.

Я: Будь паинькой!

Холли улыбается до ушей. У нее явно другие планы.

Выхожу с работы и застаю последние мгновения великолепного восхода за лондонскими небоскребами. Солнце отражается в стальной ленте Темзы, и вода приобретает розово-голубой оттенок. Теперь, когда мы расстались с Кей, появилось неожиданно много времени. Невольно усомнишься, что уделял ей так уж мало внимания, как она вечно жаловалась, – иначе откуда взялись все эти лишние часы?

Решаю выпить в кафе чая, потом иду домой пешком – всего полтора часа, а утро такое, что жалко упускать. Люди спешат на работу, крепко сжимая в руках стаканчики с кофе. Даю им обтекать меня со всех сторон. По возможности иду переулками, более сонными, чем главные улицы.

Сам того не замечая, оказываюсь на Клэпхем-роуд. Когда вижу тот самый магазин, внутри холодеет. Заставляю себя остановиться. Чувствую, надо выразить что-то вроде почтения. Так снимают головной убор при виде катафалка.

Замечаю, что камеры соседнего супермаркета действительно смотрят во все стороны, включая эту. Волна надежды. Вспоминаю, из-за чего мы с Кей расстались. Я так горевал по поводу разрыва и позабыл, что у Ричи появился шанс.

Вдруг Герти уже ответила. Прибавляю шаг. Ричи может позвонить, думая, что я вернулся с работы в обычное время. Да, точно, он наверняка уже звонил; ненавижу себя за то, что пропустил звонок.

* * *

Ковыряю ключом в двери. Странно – заперто только на один замок. Тиффи никогда раньше не забывала. Захожу и бегло оглядываю комнату – убедиться, что у нас не побывали воры. Телевизор и ноутбук на месте, поэтому иду прямо к телефону и проверяю, есть ли пропущенные звонки или голосовые сообщения.

Ничего. Вздыхаю с облегчением. После быстрой ходьбы я вспотел. Бросаю ключи на обычное место – теперь они живут под копилкой-щенком, – стягиваю футболку и направляюсь в ванную. Спихиваю шеренгу разноцветных свечей с края ванны, чтобы нормально принять душ. Включаю горячую воду и стою, смывая с себя очередную неделю.

О господи…

Кажется, так погано я себя еще не чувствовала. Это хуже похмелья после двадцатипятилетия Рейчел. Хуже чем в универе, когда вылакала две бутылки вина и блевала возле деканата. Хуже, чем свиной грипп.

На мне платье «Алиса в Стране чудес». Я вырубилась на одеяле, под покрывалом. По крайней мере, хватило ума скинуть у двери туфли.

О господи…

Замечаю будильник, который показывает что-то несусветное. Восемь пятьдесят девять!

Через минуту надо быть на работе!

Как же так, а?! Соскребаюсь с постели. Тошнит, голова кружится. Ищу сумочку. Нашла, отлично. И да, аспирин – вспоминаю, с чего все началось…

После Джастина я вернулась в паб и отлепила Рейчел от губ бармена, чтобы поплакаться у нее на плече. Она была не самой лучшей жилеткой – единственная, кто до сих пор выступает за возвращение к Джастину. Я не упомянула странное воспоминание во время поцелуя, и сейчас о нем тоже думать не хочу. Сперва Рейчел велела идти обратно и выслушать, что скажет Джастин, а потом оценила идею с отсроченным удовольствием. Кэтрин тоже ее одобрила. Господи, я разболтала про случившееся и Кэтрин!..

Давясь, глотаю аспирин. Вчера было так же плохо? Смутно и неприязненно вспоминаю, что вроде бы видела в подозрительной близости сиденье унитаза.

В состоянии растущей паники настукиваю повинную эсэмэску главе редакционного отдела. Я еще ни разу так сильно не опаздывала, и все будут знать причину. А если нет, Мартин с удовольствием их просветит.

В таком виде на работу нельзя, мелькает в голове первая здравая мысль за все утро, надо помыться и переодеться. Расстегиваю молнию, скидываю платье и тянусь за полотенцем на двери.

Что в ванной льется вода, я не слышу. В голове гудит, как будто там уже включили душ, и я в такой панике, что не замечу, даже если мой игрушечный мягкий слон на кресле вдруг оживет и посоветует провести детокс организма.

Что Леон в душе, я понимаю только когда вижу его. Занавеска у нас матовая, но силуэт все-таки просвечивает.

Леон реагирует совершенно естественно: пугается и отдергивает шторку – посмотреть, кто там. Пялимся друг на друга. Вода льется. Леон приходит в себя первым и задергивает шторку.

– А-а-а! – сдавленно стонет он.

Я в кружевном парадном белье. Даже не обернулась полотенцем, так и держу его в руках. Почему-то так гораздо хуже, чем вообще стоять голышом, – могла же скрыть наготу и не стала.