Корона. Официальный путеводитель по сериалу. Елизавета II и Уинстон Черчилль. Становление юной королевы - Роберт Лэйси

Его Высокопреосвященство

Джеффри Фишер,

Архиепископ Кентерберийский

(1887–1972)

В первом сезоне сериала его роль исполняет Рональд Пикап.

Кантуар (от латинского названия «Кентербери») – титул, который архиепископ Кентерберийский добавляет к своему имени. В свое время он вдохновил неизвестного автора на создание эпиграммы на Космо Гордона Лэнга, одного из предшественников Джеффри Фишера. Лэнг провозгласил, что король Эдуард VIII и его социальное окружение должны «подвергнуться осуждению нации». Стишок был такой: «Ах, лорд архиепископ, что за жалкий лицемер? Предательства и ханжества достойнейший пример. Всех христианских добродетелей ты от рождения лишен, напыщенный мешок с дерьмом». В пятом эпизоде сериала «Корона» его автор Питер Морган дает герцогу Виндзорскому шанс бросить эти строки в лицо Джеффри Фишеру, архиепископу Кентерберийскому, который с достоинством провел коронацию Елизаветы II, но унаследовал талант своего предшественника делать бестактные заявления. Так, на вопрос, не беспокоит ли его создание водородной бомбы, Фишер ответил: «Худшее, что может сделать бомба, – это унести огромное количество людей из этого мира в другой, куда они все равно должны будут отправиться».

Сесил Битон

Фотограф и мемуарист

Если бы на коронации Георга VI летом 1937 года вы спросили, какой фотограф будет выбран для съемки официальных портретов монарха на следующей коронации, то манерный и сварливый Сесил Битон был бы последним кандидатом на эту должность. В то время он был известен в околодворцовых кругах главным образом прекрасными фотографиями и зарисовками своей знакомой, жены Эрнеста Симпсона – он называл их «Коллекция Уоллис». Шедевром этой коллекции стала серия «очаровательных» фотографий герцога и герцогини Виндзорских, которые были сделаны в июне 1937 года во время их свадьбы во Франции, в замке Канде. Битон был выскочкой и грубияном, поднявшимся с нижних ступеней социальной лестницы, да еще и сделал фотографии, которые рассказывали всем о действиях короля Эдуарда VIII и скандале с его отречением.

Однако летом 1939 года, накануне войны, супруга Георга VI королева Елизавета (одна из самых яростных врагов Уоллис Симпсон) неожиданно отбросила неприязнь к Битону. Она вызвала к себе «великого гламуризатора» для того, чтобы он с помощью своей фотомагии создал серию снимков королевы, способных произвести сенсацию. «Мне очень хотелось, – писал Битон в своем дневнике, – чтобы мои снимки отличались от тех неизвестно кем сделанных официальных фотографий королевской семьи, которые имелись к тому моменту…» Подернутые дымкой «плывущие» фото королевы Елизаветы у окна Букингемского дворца удались на славу и быстро разрушили образ «серой мышки», который долго преследовал королеву.

«Эти фотографии будут храниться в сотнях тысяч домов во всей Британии и Британской империи», – с энтузиазмом писала газета Daily Sketch. «Как часто вас волновала фотография матери, которая у порога гостиной провожает родных в далекие страны?» – спрашивала Daily Mirror.

В годы войны Битона часто приглашали для съемок членов королевской семьи, ибо в его снимках величественность удачно сочеталась с человечностью. Он сделал серию фотографий юных принцесс Елизаветы и Маргарет Роуз на фоне тщательно прописанных декораций, ставших его фирменным знаком. Вместе с тем он не стеснялся делать суровые и совсем не сентиментальные снимки короля и королевы среди обломков, оставшихся после многочисленных бомбардировок Букингемского дворца. Сам Битон на войне времени не терял.

В 1940 году, в самый трудный период войны, он записался в Консультативный комитет военных художников, прослужил в нем четыре года, проехал сто тысяч миль и сделал более тридцати тысяч фотографий. Один из снимков – трогательный портрет трехлетней малышки Айлин Данн, которая была ранена во время налетов на Великобританию и теперь в больнице кормит своего плюшевого мишку – помог изменить мнение американцев: они поддержали сопротивление британцев. Битон был не просто фотографом, он также создавал модели одежды и декорации. Впоследствии его блестящие костюмы для фильмов «Жижи» (1958) и «Моя прекрасная леди» (1964) принесут ему множество наград, в том числе две премии «Оскар». Успешная работа на сцене и в кино придавала его фотографиям узнаваемую театральность, и поэтому, когда в 1953 году в королевской фамилии стали искать фотографа на июньскую коронацию, Битон показался самым подходящим человеком для этой работы.

Но тут возникло одно осложнение. Дело в том, что Битон, которому было уже под пятьдесят, впал в немилость у нового «режима». Юная королева и ее муж приглашали снимать их свадьбу и крестины их детей, принца Чарльза и принцессы Анны, другого фотографа – друга и компаньона Филиппа, эпатажного Стерлинга Генри Наума, известного под профессиональным прозвищем Барон. «Интересно, – сокрушался Битон в своем дневнике в мае 1953 года, – закончились ли мои дни в качестве дворцового фотографа? Ведь все последние снимки делал Барон, который неожиданно оказался другом принца Филиппа».

Фотосессия уже шла к концу, когда Сесил Битон экспромтом сделал этот снимок. Трехлетняя принцесса Анна вышагивает вдоль длинной горностаевой мантии своей бабушки, королевы-матери.

Неформальный стиль фотографий Барона хорошо перекликался с современным подходом, который Филипп предлагал для коронации. Но новая королева-мать твердо выступила за сохранение традиций. Ей не нравился Барон, и тем более она не одобряла поведение своего любознательного и самоуверенного зятя, к которому, по уверениям некоторых друзей Филиппа, до конца дней своих предъявляла определенные претензии. Зайдя «с фланга», королева Елизавета сумела переиграть Филиппа в вопросе о фамилии и теперь с удвоенной силой стала продвигать в качестве фотографа любимого Сесила, который продолжал усердно искать ее расположения. «Я остановился у своего любимого флориста, – записал он в своем дневнике в начале 1953 года. – На этот раз я был настолько экстравагантным, насколько хотел. Я очень тщательно подобрал букет из всех первых весенних цветов и послал его очаровательной особе, которая обитает в таком холодном и мрачном дворце!»

Этот жест не пропал даром. Королева-мать и сама была твердо убеждена в том, что насыщенный историческими аллюзиями подход Битона был правильным, особенно с учетом того, насколько древней была церемония коронации, и убедила в этом свою дочь. Да, Филипп добился своего, протащив телекамеры в аббатство, но традиция восторжествовала, когда дело дошло до фотографий «для потомков», которые будут сделаны в конце знаменательного дня в Букингемском дворце. «Какое облегчение!» – такую запись сделал в дневнике Битон, когда до важного события оставалось всего несколько недель. В тот же вечер – конечно, по случайному совпадению – его пригласили в американское посольство