Архипелаг Грез - Кристофер Прист

Серафина закрыла дверь.

– Сюда он не придет. Никто из священников не ходит в башню. Они говорят, что здесь обитает зло. Поэтому мы в безопасности.

Мой взгляд беспокойно блуждал по утопающему в сумерках помещению.

– А что за зло?

– Да ничего тут нет! Это просто их суеверия. Мол, что-то плохое случилось здесь много лет назад, но что именно…

– Что бы ты ни говорила, а он нас ищет.

– Вот подожди и увидишь, что он станет делать.

В крошечную щель в двери было видно, что священник перешел ручей, но по-прежнему ни на шаг к башне не приблизился.

– Ясно? – спросила Серафина.

– Но он может ждать, пока мы не выйдем. Что тогда?

– Да ничего, – отмахнулась Серафина. – Мои дела его не касаются. Это отец Грев, он всегда следит за мной, пытается вызнать, чем я занимаюсь. Я уже привыкла к нему. Ну что, начнем?

– Если хочешь.

Настроение у меня было уже не то.

– Тогда раздевайся.

– Я? А мне казалось, что ты…

– Я тоже.

– Но я не хочу. – Взгляд мой упал на усеянный булыжниками пол. – По крайней мере, не сейчас. Ты первая.

– Хорошо. Я не против.

Она полезла под юбку, стянула трусики и швырнула их на пол.

– Твоя очередь. Сними что-нибудь.

Мне пришлось уступить и стянуть с себя свитер. Серафина расстегнула две пуговицы на юбке, и та скользнула на пол. Она подхватила ее и, повернувшись ко мне спиной, повесила на упавшую балку, показав мне на мгновенье свои нежные, чуть розоватые ягодицы.

– Теперь ты.

– Дай сначала снова тебя потрогать. Я никогда раньше…

Похоже, ей стало меня жаль. Она села на пол, сведя колени вместе, и, чуть наклонившись вперед, положила руки на щиколотки. Мне совсем ничего не было видно, лишь бледный изгиб бедер и контуры ягодиц. Ее свитер доходил до талии.

– Ладно, – сказала Серафина. – Только аккуратней. В тот раз получилось грубовато.

Она откинулась назад, оперлась локтями об пол и раздвинула ноги, показав мне черные волосы и розовую плоть чуть ниже. Меня сразу потянуло к ней, как под гипнозом.

Неожиданно возбуждение мое стало столь же сильным, как раньше, будто кто-то щелкнул кнопкой и лишил меня воли. Горло пересохло, ладони вспотели. Плоть, затаившись меж ее бедер, ждала моих прикосновений. И вот уже мои пальцы чувствуют тепло и влагу ее тела. Серафима застонала, возбудившись не меньше, чем я.

Вдруг в дверь ударилось что-то маленькое и твердое, мы вздрогнули. Серафина отпрыгнула и вскочила, вокруг разлетелась куча мелких камней.

– Замри, – велела она мне.

Она быстро подошла к двери, чуть приоткрыла ее и выглянула наружу.

Издалека послышалось:

– Серафина, выходи. Ты ведь знаешь, сюда нельзя ходить.

Она закрыла дверь.

– Он не заметит тебя, если не будешь высовываться. – Она взяла юбку, натянула ее и застегнула пуговицы. – Пойду поговорю с ним. Скажу, чтобы уходил и оставил меня в покое. Жди здесь и смотри, чтобы он тебя не увидел.

– Но он знает, что я тут. – Меня снедало нетерпение. – Он следил за нами от самой семинарии. Я пойду с тобой. В любом случае нам пора обратно.

– Нет! – сказала она, снова становясь такой знакомой мне, быстро раздражающейся Серафиной. – Просто потрогать мало! – Она положила руку на дверь. – Будь здесь, не маячь, я скоро вернусь.

За ее спиной хлопнула дверь, трясясь на старых расшатавшихся петлях. В щелку мне удалось разглядеть, как она бежит вниз сквозь высокую траву к ожидавшему ее священнику. Он стал что-то говорить ей, сердито жестикулируя, а затем указал рукой в сторону башни, но Серафина держалась так, будто ей все нипочем. Выслушивая его брань, она лениво ковыряла ногой землю.

Кончики моих пальцев еще хранили ее легкий мускусный аромат. Без Серафины мне было не по себе в этих старых развалинах. Потолок прогибался – вдруг он рухнет? За стенами не утихал сильный ветер, а повисшая в оконном проеме сломанная доска без остановки болталась туда-сюда.

Шло время. В голову стали приходить мысли о том, какие проблемы ждут меня в случае обнаружения. Наверное, священник расскажет дяде Торму и родителям о том, что мы прятались вдвоем в башне. Уловят ли они мускусный запах на моих руках? Если они заподозрят правду, пусть даже не всю, грянет настоящая катастрофа.

Сквозь гул ветра можно было различить голос священника. Он что-то резко сказал, однако Серафина в ответ лишь рассмеялась. В щель двери мне было видно, как священник взял ее за руку и тянет за собой, а она сопротивляется. К моему несказанному удивлению, вдруг стало понятно, что они не спорят, а играют. Их руки случайно разомкнулись, но тут же соединились вновь, и шутливая борьба продолжилась.

Меня, в смущении и растерянности, так и отбросило от двери.

Мы находились в той части семинарии, где мне еще не доводилось бывать: в большом кабинете, расположенном у главного входа. Нас приветствовал отец настоятель Хеннер, худой человек в очках; впрочем, выглядел он моложе, чем могло показаться по его письму. Отец Хеннер пытался быть внимательным и проявить заботу: осведомился о том, как я себя чувствую после столь долгой поездки из Джетры, выразил соболезнования по поводу моей трагической утраты – смерти дяди, преданного слуги Бога. Он дал нам ключ от дома, а потом заметил, что мы прибыли как раз вовремя, чтобы поужинать в столовой. Когда мы вошли в просторное помещение трапезной, нам определили маленький столик в углу, подальше от остальных. На нас сразу уставилось множество любопытных глаз. За витражными окнами опускалась ночь.

Ветер крепчал, завывая под высокой сводчатой крышей здания.

– О чем ты думаешь? – спросила Белла под грохот тарелок, доносящийся с другой стороны зала.

– Жаль, что нам придется остаться на ночь. Лишь сейчас мне вспомнилось, как сильно я ненавижу это место.

Мы вернулись в кабинет отца Хеннера. После недолгого ожидания он провел нас к дому, освещая путь карманным фонариком. Под ногами хрустел гравий, мимо проплывали черные силуэты уродливых деревьев, чуть в отдалении маячили нечеткие очертания болот. Отперев дверь, мы вошли внутрь. Отец Хеннер включил в коридоре свет, и тусклая лампочка осветила желтым светом потертый пол и обои. В нос ударил запах сырой гнили.

В памяти всплыли детские воспоминания: слева располагалась кухня, рядом еще комната, напротив кухни справа бывший дядин кабинет, в конце коридора лестница на второй этаж и тут же – покрытая темной краской дверь в комнату тети Алви.

– Как вы понимаете, пока ваш дядя был жив, мы не могли поддерживать дом в приличном состоянии, – сказал отец Хеннер. – Тут все требует ремонта.

– Да, конечно.