Кошмары Аиста Марабу - Ирвин Уэлш

Я рассказывал о своих похождениях Тони, преувеличивал количество совокуплений, врал о якобы поставленных экспериментах; наверное, Тони знал, что я придумываю, и я знал, что он знает, но он не перебивал меня и ничего не говорил, и оба были довольны, это забавляло нас и позволяло убить время.

Что касается Лесли Томпсон, то она начала вызывать у меня отвращение. По правде, так она никогда мне не нравилась. Она носила несвежие белые гольфы, поначалу они меня возбуждали, но потом достали. Я ненавидел ее, когда она недвижно стояла с отсутствующим, глупым видом, как тупая корова. В то лето я трахнул ее несколько раз и всякий раз давал себе клятву, что это последний, но потом снова поддавался искушению заправить ей и ненавидел за это и ее, и себя.

Однажды она попыталась взять меня за руку – типа я ее парень; дело было днем, мы шли из школы. Мне пришлось выбить дурь из ее блядской башки, но потом пришлось кое-как подмазаться, чтоб она дала, если что.

– Я, конечно, твой парень, но только по вечерам, – объяснял я этой тупице, – днем – каждый сам по себе.

Она, похоже, что-то поняла.

Так обстояли мои дела в районе, однако в школе я вкалывал по-настоящему. На следующий год я полностью поменял свой режим, чтобы подготовиться к экзаменам. Отец настаивал, чтобы меня никто не беспокоил, и Ким вменили в обязанность носить мне чай в комнату на подносе. Хотя у Тони уже была своя квартира и места было побольше, Бернарда заставили спать на диване в гостиной, чтобы у меня была своя комната. Я всегда удивлялся, почему Бернард не снимет себе квартиру, дома он бывал редко, большую часть времени проводя со своими друзьями-педрилами.

Джон твердо решил, что не остановится ни перед какой жертвой ради того, чтобы я спокойно занимался. Он гордился тем, что Стрэнг готовится сдать шесть высших уровней, они с мамой гундосили об этом всем и каждому, чем ужасно меня смущали.

Я сдал все шесть экзаменов. Меня хотели оставить, чтобы я поступал в вуз, но мне нужна была работа: я хотел подкопить деньжат и снять квартиру. Появился повод, чтобы устроить вечеринку; были в основном приятели старика и старушки, которые набухались в говно, так что уже не помнили, что они тут празднуют. Как всегда, орали песни: папа спел маме «Из России с любовью» и «Лунную реку», она ему спела «Никто не сравнится с тобой»:

В этом никто не сравнится с тобой,

Да и что мне за дело до тех,

Кому до тебя далеко,

Бэби, ты лучший из всех.

Папа стыдливо зарделся, и он слегка поднял брови над толстой роговой оправой, копируя бондовский жест. Меня подташнивало.

Я отказался от предложений и выбрал свой путь: сразу ушел из школы и поступил на курсы подготовки системных аналитиков в «Скоттиш Спинстерс» – компанию по страхованию жизни на Джордж-стрит. Я всегда врубался в компьютеры, еще со школы. Сперва мои родители ужасно обломались, что я не остался учиться, но, услышав, что я получил, что называется, хорошую работу с перспективой, чуть не полопались от гордости. Уверен, отец воспринял это как полную реабилитацию Стрэнговой породы.

– Я знал, что у тебя есть голова на плечах, – твердил он. – Компьютеры – за ними будущее, – со знанием дела говаривал он, будто выдавая секретную информацию, которая ускользнула от остальных представителей человеческой расы. Это выражение стало в моей семье практически обязательным по любому касающемуся меня поводу, заменив «шесть высших ступеней» и «будущий студент». Короче, так вот я устроился.

Помню свой первый день в «Скоттиш Спинстерс». Само здание поразило меня до ужаса. Внутри оно было абсолютно новым, но сохранило грандиозный фасад времен короля Георга, богато украшенный холл с мраморными колоннами, несколько комнат и коридоры, отделанные старинными дубовыми панелями. В этих комнатах находились зал совещания совета директоров и кабинеты шишек. Старинная часть здания соединялась с уродливым современным строением, где находились типовые офисы, выкрашенные в пастельные тона, освещенные вызывающими мигрень неоновыми лампами.

В моем офисе кроме меня было еще четыре человека. На двери висела табличка: СИСТЕМНОЕ УПРАВЛЕНИЕ, а под ней три имени: Джэйн Хэтэвэй, Дерек Холт и Дес Фрост. Я и еще один стажер в табличке не указывались; считалось, что мы еще не доросли, чтобы вешать на дверь наши имена. Такое вот было заведение. В офисе напротив сидел Коли Спроул – заведующий нашего отдела.

Если здание меня впечатлило, то публика, с которой я работал, мне нравилась куда меньше. Джэйн Хэтэвэй была вроде как супервайзер, ее должность называлась главный специалист по системному управлению. Она была откровенно толста, с шапкой длинных каштановых волос и очками, похожими на окуляры моего старика. Вокруг себя она создавала атмосферу высокомерия и недоброжелательности; ужасная сучка, похоже, она торчала от своей власти над сотрудниками. Она могла послать тебя сделать ксерокс (что не входило в мои обязанности), а потом сказать покровительственным, типа шутливым, тоном:

– Спасибо вам, молодой человек.

Однако хитрая тварь никогда не переступала грань, за которой ты мог встать лицом к лицу и послать ее подальше; в решающий момент она прятала голову в панцирь; от ее реплик в сторону во рту оставался неприятный привкус, и невозможно было с уверенностью сказать почему.

Я просек, что Хэтэвэй заглядывается на Мартину Фенвик, которая, как и я, была стажером, но в, в отличие от меня, училась в Универе, на английской литературе или что-то в этом роде: бесполезная трата времени. Фенвик была исключительно худющая девица, и титек у нее не было вообще. Бывало, когда она показывала что-нибудь на дисплее, я заглядывал ей под вырез блузки, пытаясь обнаружить хотя бы следы сисек, но нет: лифчик ей служил эластичной жилеткой для прикрытия сосков. Мартина была нервозной девицей. С Хэтэвэй они говорили, как две школьницы-подружки, это был их типа тайный язык; Фенвик нервно хихикала и дергалась, содрогаясь в конвульсиях, и ей приходилось зажимать меж зубами костяшки пальцев, чтобы прервать свой идиотский смех. Она была застенчива (о факе не могло быть и речи), но обладала при этом холодно-мутной сексуальной привлекательностью, и я, неизвестно почему, частенько на нее дрочил.

Больше всего Хэтэвэй докапывалась до Дерека Хольта. Дерек был обыкновенный парень, женат, двое детей, любил пропустить пивка в обед, хороший работник, никогда не выпячивал свои заслуги. Он любил футбол, и у него был сезонный билет на все матчи в Тайнкастле. Иногда мы болтали с ним о футболе, хотя я никогда спортом особо не увлекался, так просто, тема для разговора. Хэтэвэй он был, похоже, глубоко неприятен, она воспринимала его как какого-то троглодита. Она бросала на него испепеляющие взгляды и, обращаясь к нему, использовала самые неприятные, резкие интонации. Возможно, она относилась к нему так потому, что он не был тем, кем была она, – англичанкой, представительницей среднего класса и лесбой. Холт, похоже, не замечал ее вызывающего поведения, а если и замечал, ему было наплевать.

Дес Фрост был вполне дружелюбный, мягкий парень, но ценил себя слишком высоко; его скоро перевели в другой отдел. Было видно, что он прямо-таки сохнет по Мартине Фенвик.