Письма из Лондона - Дженнифер Робсон

достойной восхищения быстротой взяла себя в руки.

– Зажигательные бомбы… они загорелись на крыше, и пожар охватил все здание. Часть его обрушилась, и, как сказал дружинник из ПВО, остальное тоже придется вскоре снести. Ваша комната, мисс Саттон…

– Я знаю, – сказала Руби, прощаясь со своей последней надеждой. – Но я в порядке, и, кажется, все остальные живы. Это главное.

– Если вы подойдете к женщине из ЖВС, то сможете заполнить заявку на возмещение убытков. Она там, на углу.

– Спасибо.

Руби направилась к представительнице ЖВС, но, подойдя поближе, увидела, что женщина занята с кем-то другим. Ей казалось, лучше будет не останавливаться, поэтому она свернула за угол и пошла дальше. Решила, что пройдется немного, может быть, тогда в голове у нее прояснится и она поймет, что ей делать.

– Руби – постойте! – Конечно. Она же ушла от Беннетта. – Куда вы? – спросил он.

– На работу. Мне больше некуда.

– Половина Лондона охвачена пожарами. В офисе никого нет.

Она оступилась, услышав его слова, но не остановилась.

– Вероятно, вы правы.

Он положил руку ей на плечо, и тяжесть его руки показалась Руби странно успокаивающей. Было бы так искушающе просто остановиться, чтобы он понес ее. Он бы сделал это, если бы она попросила.

– Послушайте… послушайте меня одну минуту. У меня есть для вас место. Идемте со мной, я все устрою.

– Я устроюсь. Я смогу сама. Я умею сама заботиться о себе.

– Я это знаю. И я знаю, я могу уйти, и с вами ничего не случится. Но вам тогда придется справляться с ситуацией своими силами. Я ваш друг, и я хочу помочь. Ничего стыдного в этом нет, если вы позволите мне помочь вам. Разве нет?

Они стояли на месте уже некоторое время, но она поняла это только сейчас.

– Пожалуй. Но только до того времени, когда я найду себе приют.

Она просто проявляла благоразумие, только и всего. Только глупый или до дури гордый человек отвергнет предложение помощи. Сегодня она примет его помощь, а завтра начнет все сначала. Завтра, когда она что-нибудь поест и отдохнет, смоет с себя этот ужасный запах дыма и утрат, пропитавший волосы и одежду.

– Конечно, – сказал он. – Посмотрим, удастся ли мне найти такси. В метро мне что-то не хочется возвращаться.

Они шли на запад, пока ему не удалось остановить такси.

– Дом двадцать один на Пелхам-Кресент в Кенсингтоне, – сказал он, когда они сели в машину. – Это рядом с Фулхам-роуд.

– Куда мы едем? – спросила она, хотя это не очень ее интересовало.

– К моей тетушке. Нам обоим сейчас не помешает некоторая доза Ванессы.

– Просыпайтесь. Мы приехали, Руби. Пора.

Ее качало из стороны в сторону, и теперь она почувствовала неловкость. Она села прямо и протерла глаза.

– Мы у вашей тетушки?

– Да. Встряхнитесь. Мы выходим из машины.

Они остановились на изогнутой улице, на одной стороне которой выстроились большие белые дома, а на другой простирался не то парк, не то частный сад, отделенный от тротуара высокой кованой оградой. Беннетт расплатился с водителем, и они поднялись по короткой лестнице; Беннетт не стал утруждать себя нажатием кнопки звонка – просто открыл дверь, и они вошли внутрь.

– Она никогда не запирает дверь, – объяснил он, а потом громко крикнул: – Ванесса? Джесси? Кто-нибудь дома?

Из дальней части дома раздался голос в ответ:

– Приииивет! Иду!

Коридор, в котором они стояли, был ярким и просторным, суровость черно-белого мраморного пола смягчал длинный и довольно поношенный восточный ковер. Слева находилась гостиная, ее высокие, довольно пыльные окна были заклеены лентами и занавешены бархатными шторами темно-зеленого цвета. В комнате не было ничего нового или сколько-нибудь модного, а на обивке мебели кое-где виднелись следы нераздельного и ревностного внимания кота.

Над каминной полкой между двумя замысловатыми резными масками висел портрет, который привлек внимание Руби. На нем была изображена молодая женщина, обнаженная, если не считать стратегически расположенной кашемировой шали. Золотые волосы женщины доходили ей до бедер, а на ее красивом лице застыло озорное и загадочное выражение.

– Это моя тетушка Ванесса, – сказал Беннетт. – Хотя на самом деле она мне не тетушка. На самом деле она моя крестная. Этот портрет нарисован, когда она еще играла.

– Она была актрисой?

– Да. Ванесса Тремейн. Ее муж – сэр Николас Тремейн.

Руби с удивлением посмотрела на него.

– Я слышала про него. Он в том старом фильме играл короля Ричарда.

– «Зима тревоги нашей», да. Здесь он был больше известен своими театральными работами. Ванесса ушла из театра после рождения Виолы.

– Вы когда-нибудь видели ее на сцене?

– К сожалению, нет. Я слышал, что она была незабываемой леди Макбет. А дядюшку Ника я видел в…

– Беннетт! Мой давно потерянный Беннетт!

К ним, раскинув руки для объятия, приближалась постаревшая женщина с портрета. В стянутых в неаккуратный пучок волосах Ванессы Тремейн серебрились седые пряди, а юбка и блузка на ней были одного возраста с Руби, однако ее красота ничуть не потускнела. Она расцвела ослепительной улыбкой, предназначавшейся им обоим.

– Беннетт, мой дорогой, и вы, новый друг. Добро пожаловать!

Руби оказалась в объятиях, пахнущих розовой водой, ее поцеловали в обе щеки, а потом отпустили – теперь Ванесса проделала то же самое с Беннеттом.

– Я все расскажу через минуту, но сначала представлю вас, – сказал он. – Мисс Руби Саттон, это моя крестная, леди Тремейн.

– Ой, фу… не надо этих глупостей, – возразила упомянутая леди. – Титул я получила как жена моего дорогого Ника, который получил рыцарское звание. Я им пользуюсь только в том случае, когда мне требуется заказать столик у «Куайино». Называйте меня Ванесса.

– Мы простояли на ногах всю ночь – попали под бомбежку, – стал рассказывать Беннетт, – и укрылись в метро у собора Святого Павла.

– У собора? Он уцелел? – озабоченно спросила Ванесса.

– Купол сегодня утром был на месте. Может быть, ущерб какой-то они и нанесли, но собор относительно цел.

– Ну, слава богу.

– А вот отель, в котором остановилась Руби – «Манчестер», – разбомбили. Почти половина выгорела, включая и то крыло, где был ее номер. Она потеряла все.

Слышать свою историю, рассказанную вот так, без прикрас, было нелегко, и предательская слеза покатилась по щеке Руби, прежде чем она успела ее сморгнуть.

– Ах, бедная, бедная девочка. Подойдите ко мне, бедняжка, – промурлыкала Ванесса и еще раз заключила ее в объятия, достаточно свободные, чтобы они обе могли бок о бок пройти по коридору. – Устраивайтесь поудобнее. Ах вы, бедняжка.

Ванесса провела Руби по коридору мимо второй гостиной, столовой, наконец по короткому лестничному пролету в оранжерею, похожую на роскошную теплицу, где стоял теплый и влажный воздух и замечательный запах. Над их головами высилось