Билет в одну сторону - Наталья Костина

– Ну зачем же трескать? Мы культурненько употребим… и даже руки перед едой помоем. Правда, Жень?

Женька измазана фломастерной зеленкой, землей, соседской шелковицей, ржавчиной от старой ножовки так, что и в корыте не отмоешь. Но лишь только я открываю рот, чтобы сказать ей, какая она поросятина, меня вдруг охватывает сразу несколько чувств: я ощущаю, как нестерпимо, невозможно люблю ее и как боюсь потерять – так же невозможно и нестерпимо. Я не хочу все это озвучивать – но Маруська, такая же невероятно впечатлительная от природы, тут же обо всем догадывается. Иначе зачем бы она крепко-крепко обняла меня, Женьку да и бывшую Эмму тоже?

Аня

В какое-то мгновение мне показалось, что он не дышит. У меня и самой сбилось дыхание, и я судорожно, рывком втянула воздух лишь тогда, когда заметила, что его грудь также вздымается. Еле заметно. Слабо. А я ведь едва не заорала: «Давайте реанимационную!!» – хорошо, вовремя спохватилась. Он, несомненно, был жив.

Я присела рядом, уговаривая и одновременно ругая себя: совсем сбрендила, ты же врач, а не какая-нибудь истеричная дамочка-мамочка-безутешная невеста! Почему же тогда рядом с ним, моим первым, вытащенным «оттуда», я чувствовала себя как… как… Не знаю, короче, как я себя чувствовала. Но меня тянуло к нему как магнитом – это и к бабке не ходи – видно было невооруженным глазом.

Мне постоянно хотелось провести ладонью по его выгоревшим волосам, посидеть рядом, подержать за руку… Это не имело ничего общего с медицинскими процедурами или, на худой конец, осмотром – мне просто хотелось быть близкой к нему. Чувствовать его тепло. Не давать этому теплу исчезнуть. Испариться. Уйти во Вселенную. У этой чертовой Вселенной и так хватает тепла! А его дыхание нужно ему самому… и… ему еще рано умирать. Каким-то шестым чувством я ощущала, что он проживет еще очень долго. И я буду смотреть на него вот так – будучи совсем рядом. Боже мой, какие глупые фантазии посещают мою голову! Все это потому, что я слишком эмоциональна. «Эй ты, врач, – сказала я самой себе, – раз заявилась, нужно хоть что-то сделать!»

Я встала со стула, придвинутого к самому краю его кровати, и со вздохом отставила его к окну. Затем сняла с шеи стетоскоп и решила выслушать его сердце. Лучше бы я приложила его к своему, но и без этого было понятно, что оно колотится раза в два чаще, чем это положено. Так… теперь пульс… тоже ничего. А вот температура явно повышена! Я проделывала все манипуляции, в которых совершенно не было нужды – с утра его осматривал палатный доктор, потом был обход заведующего, три раза в день температуру измеряли медсестры, а теперь вот… снова пришла я. Наверное, в десятый раз за сегодня.

– Эй, Швабра, домой идешь?

От неожиданности я чуть не подскочила и уронила градусник на пол.

– Напугал! Чуть казенное имущество не разбила!

– Я тебе подарю именной. С гравировкой: «Бойцу Швабре от командования Клизменным Корпусом. Вечно и навсегда».

Хоть я и разрешила называть себя Мурзиком, Олег предпочитал не то дразнить меня, не то выпендриваться перед остальными, а может, это он так ухаживал… Бог ты мой, да он что – втрескался в меня, что ли? Иначе как можно объяснить то, что он ходил за мной как привязанный, только что за косички не дергал. Наверное, не дергал лишь потому, что их у меня и в помине не было. И я его понимала – потому что сама не могла пройти мимо того, кто все еще находился в коме. Я постоянно торчала где-то поблизости, наверняка даже в ущерб своим обязанностям.

– Товарисч главнокомандующий, – изрекла я как можно язвительнее, – шли бы вы обратно в Клизменный Корпус, а?

– Отшиваешь, да? А я тебя в обед печенькой кормил!

– Печенькой попрекаешь? – огрызнулась я. – Сколько там той печеньки было, на два укуса! И вообще, отстань, не видишь – доктор занят!

– К тому же доктора уже ждут на улице, – печально сказал он.

– Ну и пусть ждут! – довольно легкомысленно отмахнулась я, и он тут же этим воспользовался:

– Значит, у меня есть шанс?

– У тебя есть печеньки. Разве тебе этого мало?

– Ну, малыш… печеньки – это не мечта. Каждый эскулап обязан иметь мечту. Некоторые даже две. И тут появляешься ты и говоришь: вот тебе твои печеньки, отстань! Эй, Малыш, оторвись ты наконец от него и посмотри на меня! Ну, разве я хуже собаки?!

– Лучше, гражданин Карлсон. Несомненно лучше, – пробормотала я, приподнимая простыню и осматривая швы.

– Это ты о чем? Об этом твоем любимом больном, обо мне или о наших отношениях?

– Нет у нас никаких отношений.

– Вот это и плохо. Между прочим, кто-то обещал лечить мои угри.

– Могу по-быстрому выдавить и зеленкой замазать.

– Боже мой… и это предлагает дипломированный специалист! Такое неквалифицированное лечение! Что ж, я по отделению так и буду зеленый ходить?

– Можешь не ходить, а ездить на каталке. Желающие толкать найдутся. Особенно с лестницы, – добавила я ехидно.

– Ты с этим, который внизу ждет, тоже так? – печально поинтересовался Олег.

– Примерно.

– Значит, у вас садо-мазо. Последний раз предлагаю: давай займемся сексом. Прямо сейчас и прямо тут. Знаешь, какой можно словить экстрим?

– Твои угри того не стоят. – Я небрежно поправила прядь волос, которая все время падала на глаза. Наверное, уже пора было постричься.

– И твой любимый больной сразу же выйдет из комы!

Черт возьми, значит, он заметил, что я каждую свободную минуту бегу сюда, недаром уже два раза сказал «твой любимый больной»! А если заметил Олег, то скоро об этом будут судачить во всем отделении.

– Олежка, у тебя язык без костей!

– Вот, и сразу не «Командир Клизма», и даже не «Карлсончик, дорогой», а «Олежка»! Что значит интенсивная терапия! Приятно слышать. Ну так что, пойдем вечером в кино? Раз уж ты не хочешь секса прямо тут, придется за тобой ухаживать.

– Нет. Не могу.

– Почему? Этот твой, который там внизу торчит, он что, ревнивый?

– Мы с ним спали на Майдане в одном спальнике. – Я решила сразу расставить все точки над і. – Он для меня… очень дорог.

– И поэтому ты решила его бросить. Но никак не можешь выбрать: или этот, которому ты уже в двадцатый раз меряешь температуру, или я.

– Ты что, ясновидящий, блин?

– Нет. – Олег притянул меня к себе за полу халата. – Я просто умею делать правильные выводы. Предлагаю тебе выбрать меня. Я прекрасный диагност, прекрасный друг и прекрасный любовник. А с угрями мы договоримся.

– Из вас троих я предпочитаю диагноста.

– Ты меня расстраиваешь.

Я ловко увернулась от его губ, но выбрала неправильное направление для отступления и вскоре оказалась прижатой к подоконнику.

– Слушай, мне правда не хочется с тобой целоваться. Да еще здесь.