Перуновы дети - Юлия Гнатюк

Работа началась ещё в Бельгии, в результате которой появились первые несколько «сказов» и огромная кипа рукописей по «Святославу». Один из «сказов» напечатали в местной прессе. Однако объём непереведённых материалов оставался значительным. И здесь Юрию Петровичу кто-то, знавший о его увлечении древнерусской тематикой, показал издаваемый в Америке русскоязычный журнал «Жар-птица», в котором было помещено воззвание к читателям о розыске древних дощечек, привезённых в Европу полковником Изенбеком.

Юрий Петрович почувствовал тревогу: а вдруг это дело рук Шеффеля?! Того самого Шеффеля, который, став немецким офицером, наглым образом обокрал его, забрав большую часть завещанных Изенбеком картин. После войны он эмигрировал в США. При воспоминании о Шеффеле внутри пробежал острый холодок. Миролюбов всеми силами пытался забыть последнюю встречу с ним в квартире покойного Изенбека, когда выяснилось, что дощечки пропали.

Человек, принёсший журнал, настойчиво интересовался данным вопросом. Теперь не оставят в покое. Лучший выход – откликнуться самому. И он написал издателю журнала Куренкову, где сообщил о виденных у полковника Изенбека деревянных «дощьках» со славянскими письменами, найденными им на юге России во время отступления Добровольческой армии. А также о том, что после смерти художника его ателье подверглось разграблению, исчезли многие картины, а также деревянные дощечки. Но он, Миролюбов, переписал текст, занимаясь этим более пятнадцати лет, и сделал пять фотокопий дощечек: одну фотографическую и четыре светокопировочных.

Началась переписка с Куренковым, а затем и пересылка копий в Сан-Франциско. В ноябре 1953 года журнал «Жар-птица» опубликовал заметку о «колоссальнейшей исторической сенсации» – находке деревянных дощечек с историческими письменами о Древней Руси. Журнал сообщал, что журналист Юрий Миролюбов прислал из Бельгии фотоснимки и скоро будет публиковаться их перевод.

С 1954 года действительно началась публикация текстов «дощек Изенбека» в «Жар-птице». Юрий Петрович с женой переехал в Америку.

Тогда в порту их встретил сам Куренков с ещё одним сотрудником – весёлым молодым человеком, ловко управлявшим массивным «олдсмобилем», в который все они погрузились со смехом и шутками и быстро помчались в потоке машин, норовивших, как мальчишки, обогнать друг друга. Причём далеко не все водители, как несколько удивлённо отметил Миролюбов, были молодыми, многие из «лихачей» имели седину и солидный, респектабельный вид.

Прекрасные бетонные дороги, знаменитые американские небоскрёбы – всё как будто сошло с экранов и превратилось в явь. Богатая, сказочная Америка, особенно яркая и беспечная в сравнении с залечивающей послевоенные раны озабоченной старушкой Европой, раскрывала перед Юрием Петровичем свои объятия. И он приехал сюда не простым эмигрантом, а литератором, исследователем славянских древностей, автором копий, равных которым не сыскать нигде и никому! Теперь будет иметь и свою газету.

Его имя, подобно эху колокольного звона, раскатится по всему миру!

Но быть редактором оказалось непростым делом. Ответственность, в первую очередь перед теми, кто финансирует издание, постоянные отношения с людьми: споры, нервы, срывы. Знал, что работать с людьми трудно, но что настолько – не мог даже предположить. В общем, газета просуществовала недолго. Её никто не закрывал, просто перестали давать деньги.

В «Жар-птице», где печатались тексты «дощечек», как-то само собой сложилось, что главным должен стать Юрий Петрович, как хозяин уникальных материалов. Куренков уступил ему пост редактора. Однако с почти боготворимым вначале Куром в процессе совместной работы сразу начались недоразумения и споры по поводу разбивки, чтения и перевода древнего текста. Каждый настаивал на своём, и вскоре дошло до того, что личные встречи стали невозможны. Едва сойдясь, они начинали скандалить, упрекать друг друга и, мрачнее тучи, разбегались по разным комнатам.

С другой стороны начал давить ещё один человек, заинтересовавшийся «дощьками Изенбека», – некий Сергей Лесной-Парамонов, бывший заведующий историческим музеем в Киеве, который ушёл вместе с немцами, а после войны поселился в Австралии. На основе «дощек» он начал писать книгу «История русов в неизвращённом виде». Лесной настаивал на фотокопиях текстов и скорейшей их пересылке. В это время начались серьёзные проблемы со здоровьем. Юрий Петрович, раздражённый всеми этими обстоятельствами, написал Лесному ответ.

«Двадцать шестого января пятьдесятъ седьмого года, шестьсотъ Станiан стрит, Сан-Франциско, Калиф. САСШ.

Многоуважаемый докторъ! Вы все-таки торопитесь! Съ такими вещами, какъ тексты „Дощекъ Изенбека“, я торопиться не имѣю права! Я ихъ должен свѣрить съ записями, имеющимися у меня и сдѣланными въ свое время съ текста оригинальныхъ „Дощек Изенбека“. Въ тексты, переписанные на машинкѣ, вкрались ошибки. Ихъ нельзя сфотографировать, какъ онѣ есть, ибо тогда вмѣсто„Я“ будутъ, напримѣръ, читать „И“ и наоборотъ. Эти ошибки неизбежны при переписке, Темъ более важна проверка самим писавшимъ.

Сделать фотокопiю легко, но результатъ будетъ сквернымъ! Кроме того, Куръ разбилъ тексты на нумерованныя строки, что еще больше затрудняетъ переписку мной этих текстовъ. Между темъ нумерацiя нужна, ибо ее все равно долженъ кто либо сдѣлать. О томъ, „фальшивка“ это или не „фальшивка“, я уже кажется Вамъ писалъ, что Изенбекъ плохо говорилъ по русски, являясь по отцу туркменомъ, на что указывает самое его имя. Я хоть и учился славянскому языку въ свое время, но так давно (полвѣка тому назадъ!), что уже ничего не помню. Языкъ же „Дощекъ Изенбека“ – архаическi й. Въ этомъ языке есть глаголы, значенiе которыхъ утеряно, слова, которыхъ мы больше не знаемъ, а главное, синтаксисъ и этимологiя этого языка отличаются отъ церковно-славянскаго (старо-болгарского) и русскаго языковъ. Не будучи филологомъ, я бы все же причислилъ языкъ „Дощекъ Изенбека“ къ недифференцiированному языку до разделѣнiя Западно-Славянскихъ языковъ отъ Восточно-Славянскихъ. Во всякомъ случаѣ, въ немъ имѣются общi е съ Западно-Славянскими языками слова и глаголы.

Текста „Дощекъ Изенбека“ интегрально я самъ не понимаю! Я разбилъ его, какъ мнѣ казалось лучше, вотъ и все. Весь шумъ, поднятый вокруг этого документа мнѣ в высшей степени непрiятенъ, такъ какъ онъ меня заставляетъ отвечать на тысячи вопросов по этому поводу. Я бы предпочелъ, чтобы Куръ в свое время не опубликовывалъ его. Тогда можно было бы работать, не торопясь, надъ текстомъ и опубликовать действительно безукоризненный текстъ. Согласитесь, что если бы прошло и пять лѣтъ, а не два года съ начала нашей переписки, то и тогда бы не было поздно опубликовывать полный и точный текстъ. Если же я должен буду торопиться, то выйдут прорѣхи, ошибки, на которые и набросятся неблагожелательные критики.

Въ этом деле я обязанъ сохранить не только свое лицо, но лицо Кура и даже Ваше, хотя бы Вы этого и не хотѣли! Тутъ я буду твердъ и непреклоненъ. Хоть Вы и докторъ зоологiи , а я докторъ химiи, мы оба далеко от филологiи находимся, а занимаемся ею, как любители. Одинъ Куръ – настоящi й „этимологист“ (говоря по местному) и знатокъ языковъ, какъ древнихъ (Сумеро-Вавилонская группа языковъ), такъ и „новыхъ“ (латинский, греческий и т. д.). Что касается англiйскаго, немецкаго, французскаго, русскаго и другихъ, мы ими здесь владеемъ, полагается, въ достаточной степени.