Дорогая Жасмин - Бертрис Смолл

— Почему единственное мое желание — надавать красавчику маркизу хороших оплеух? — проворчал Гленкирк.

— Потому что он мерзкий подлый слизняк, — ответил Робин Саутвуд.

— Какого дьявола Яков в нем нашел?

— Молод, умен и умеет развлечь короля! Яков Стюарт наслаждается тем, что двое молодых людей соперничают за его благосклонность. Он так и не оправился после смерти принца Генри, а принц Чарлз — угрюмый малый, с дурным характером и совсем не похож на Хэла. Король не верит, что он станет хорошим правителем, и без стеснения говорит об этом. Чарлз безумно ревнует к Вилльерзу и Хартсфилду, не без основания считая, что они лишают его отцовской любви, но лично я сомневаюсь, будто эта самая любовь так уж велика. Ну, Джемми, надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно?

— Кажется, ничего другого мне не остается, — буркнул граф Гленкирк.

Робин Саутвуд, однако, явно не разделял настроения друга и весело хмыкнул:

— Отчего же, мы могли бы заманить Хартсфилда в темный переулок и там придушить.

— Прекрасная мысль! — с энтузиазмом согласился Джеймс Лесли.

— Придется убедить Жасмин, чтобы она не показывала виду и действовала с нами заодно, — сказал Линмут.

— Предоставляю эту честь тебе, — вздохнул Гленкирк.

— Но ты должен поддержать меня, Джемми! Сам знаешь, каково это — урезонить мою племянницу!

— Согласен, но если она все-таки откажется, помоги нам небо! Мы пропали!

— Черт, как жаль, что здесь нет матушки! — покачал головой Робин.

— Тут уж ничего не поделаешь, но мадам Скай шкуру с нас спустит, если мы опростоволосимся, Робин. Надеюсь, она одобрила бы все, что мы задумали.

И тут графа Линмута неожиданно осенило:

— А кто нам запретит послать гонца с письмом и сообщить обо всем матушке? Она должна все узнать!

— Совершенно верно, — рассмеялся Гленкирк. — Уж мадам Скай не побоится наставить короля на путь истинный! Для нее власть монарха — пустой звук, не так ли, Робин?

— Ты прав. Думаю, Жасмин куда больше походит на нее, чем все остальные дети и внуки!

— Но Жасмин всегда почитала право помазанника Божьего распоряжаться судьбами своих подданных! — возразил Гленкирк.

— Только не в том случае, когда он мешает ей выйти замуж за своего избранника! — лукаво подмигнул Линмут. — Она всегда помнит о том, что рождена дочерью Великого Могола. И если король не перестанет вмешиваться в ее жизнь, пусть побережется! Хартсфилд горько пожалеет о том, что пытался приручить нашу дикарку Жасмин.

Ричард Стоукс, граф Бартрам не находил себе места от тревоги. Он преданно служил королю с самого прибытия Джеймса в Англию и снискал милость монарха усердным трудом, скромностью и воздержанностью. Протеже Роберта Сесила, графа Сейлсбери, сына лорда Бергли, бывшего до самой своей смерти доверенным советником короля, лорд Стоукс предпочитал оставаться в тени, исполняя долг перед правителем и государством. Очень часто он задерживался во дворце за полночь и крайне мало времени проводил с семьей. Но его жена Мэри все понимала и не роптала.

Только по воскресеньям король не мог залучить во дворец Ричарда Стоукса. Воскресенье — день Господень, а граф был очень набожным и свято соблюдал заповеди Божьи.

И хотя официально лорд Стоукс исповедовал принципы англиканской церкви, втайне он был пуританином, поскольку отвергал папизм и показную мишуру, которые, по его мнению, чернили и порочили чистоту веры. Он полагал, что церковь должна быть образцом и примером для подражания и нести прихожанам слова Создателя, простые и доступные пониманию каждого. Граф Бартрам порицал догмы, торжественные красочные ритуалы и алчность святых отцов. Люди должны следовать библейскому учению, как заповедал Господь, иначе это не было бы записано на скрижалях Святой Книги. Благочестивый аскетизм — вот к чему подобает стремиться истинной церкви!

Однако Ричард Стоукс держал эти мысли при себе, ибо считал, что вера — нечто очень личное и бежит громких клятв. Он ненавидел тех людей, что публично проповедовали на городских площадях, призывая остальных следовать их учению. Кроме того, пуритане, во всеуслышание назойливо провозглашавшие, что готовы умереть за веру, словно намеренно стремились приобрести терновые венцы мучеников. И в самом деле, их преследовали даже больше, чем тех несчастных, которые имели мужество оставаться католиками. Яков Стюарт понимал тех, кто, для вида оставаясь в лоне англиканской церкви, втайне был приверженцем другой веры, — слишком хорошо он помнил судьбу своей матери Марии Стюарт, заклейменной страшным прозвищем еретички. Из-за этого он рано разлучился с матерью, и детство его было одиноким, лишенным тепла и человеческой доброты.

Увы, леди Мэри Стоукс, жена графа, была не столь осмотрительна, как ее муж. Глубоко религиозная женщина за последнее время стала ярой последовательницей пуритан. И отчасти Стоукс винил в этом себя. Большую часть года дела удерживали его в Лондоне, а дети их давно выросли. Старшая дочь жила с мужем в Корнуолле, младшую выдали замуж за йоркширского дворянина. Единственный сын с семьей обитал в фамильном поместье Бартрам-Холл, в Оксфордшире.

Находясь на службе у короля с восхода до заката, граф не замечал, что его жена все больше приобщается к учению пуритан-проповедников. Мэри была женщиной порядочной и честной и не одобряла свободных нравов королевского окружения. У нее не было друзей при дворе, и, оставшись одинокой, графиня превратилась в истую пуританку. К несчастью, слухи об этом дошли до ушей монарха. Граф Бартрам не знал, как это случилось, но Яков Стюарт отнюдь не был доволен новостью.

— Я не терплю кальвинистов. Дики, — заявил он как-то, призвав графа к себе. — Ты знал об отступничестве жены? Кальвинисты отказываются чтить мое право божественной власти. Дики! Придется тебе как следует поколотить леди Мэри, чтобы отвратить ее от ереси. Не правда ли, мои милые мальчики? — улыбнулся он фаворитам.

— Боюсь, с тех пор как наши дети разъехались, моя добрая жена скучает, ваше величество. Она не хотела ничего дурного, уверяю вас.

— Но леди Мэри не является ко двору, — заметил король. — Не помню, когда я в последний раз видел ее, Дики. Да в здравом ли она уме?

— Она застенчива и скромна, ваше величество, — оправдывался граф, жалея в эту минуту, что Мэри и впрямь не потеряла рассудок, — этим по крайней мере можно было бы объяснить ее поведение.

— Стыдливость не помешала ей. Дики, стоять перед Вестминстерским аббатством и раздавать подстрекательские трактаты, порочащие нашу святую церковь.

Граф Бартрам побледнел.

— Ч-ч-что? — выдавил он. Должно быть, Мэри действительно спятила, если отважилась на подобную глупость.

— Ты, кажется, стал туг на ухо, Дики? — раздраженно буркнул король.

— Я, конечно, постараюсь убедить жену… — начал он, но его бесцеремонно оборвал маркиз Хартсфилд.