Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

Угрозами и побоями гитлеровцам не удалось заставить Венцеля заговорить, не помогли и уговоры. Только после запроса в Берлин было установлено подлинное имя и фамилия арестованного антифашиста. Когда его доставили к руководителю зондеркоманды, то тот приветствовал его следующими словами: «Здравствуйте, профессор Герман, старый знакомый по немецким делам!»

«Этот же Мертенс, — вспоминает Венцель, — начал свой допрос с утверждения, что ему все известно, известна моя связь с Большим шефом, Кентом и моя деятельность по подготовке радистов Кента, Чарльза, Боба и даже Француза{15}. Когда в ответ на все его разговоры я молчал и протокола не получалось, он приказал отправить меня в тюрьму. В тюрьме я был помещен в общую камеру до середины следующего дня, откуда меня перевезли в Бреендонк».

Форт Бреендонк — крепостное сооружение, построенное в начале прошлого века на главной магистрали из Амстердама в Брюссель. Там после гитлеровской оккупации Бельгии в мае 1940 г. разместился штаб короля Леопольда, пытавшийся организовать сопротивление врагу.

Оккупанты создали в казематах старой крепости каторжную тюрьму, где подвергали арестантов ужасающим пыткам и истязаниям.

Четыре тысячи человек прошли через этот нацистский застенок.

Одна из бывших узниц Бреендонка, Бетги Депельснер, чудом оставшаяся в живых, так рассказывала о пережитом:

«Камеру никогда не отапливали; наручники, стягивающие руки за спиной, были зажаты так сильно, что разрывали кожу до мяса, и временами заключенный терял сознание от боли; ежедневная прогулка, но с капюшоном на голове (охранник-эсэсовец развлекался, заставляя узника спотыкаться, затем обрушивал на него град ударов); и медленная пытка, вызывающая бред и потерю разума; голод... Затем допрос под пытками. Он происходит в зале, куда ведет длинный, узкий и темный коридор. Запах паленого мяса и затхлости бьет в нос и вызывает тошноту. Стол, табурет, толстая веревка, протянутая к потолку и прикрепленная к блоку, телефон, напрямую соединенный с полицейскими службами Брюсселя...»

Здесь был растерзан собаками насмерть Герш Сокол, здесь была замучена Мириам Сокол — радисты парижской группы Отто, которые ничего не выдали врагу, несмотря на страшные пытки, которым их подвергли эсэсовские палачи.

Сюда, вскоре после ареста, на несколько дней привозили Винсенте Сьерра и его подругу в воспитательных целях, чтобы убедить «подружиться» с зондеркомандой. Нет, их не пытали. Увиденное здесь оказалось самым сильным аргументом для выбора своего пути...

В казематах Бреендонка пытали и терзали тех, кто не желал стоять на коленях перед гестаповскими палачами, кто предпочел смерть служению в зондеркоманде.

О мучительном, трагичном пути героев Красного оркестра на нацистскую Голгофу рассказывает Жиль Перро:

«Мы также не знаем, каков был точный состав группы, вывезенной из Бреендонка... Особенно привлекали внимание своим видом Назарен Драйи, Бебле, Камилл и Аламо: так же, как Сокола, их пытали и травили собаками, и они едва держались на ногах. Аламо был в таком тяжелом состоянии, что его все же пришлось поместить в лагерную больницу... Сюзанну Куант и мадам Робер Корбен отправляют в тюрьму Моабит. Келлера, Альфреда Корбена, Робера Брейера, Медардо Гриотто и Людвига Кенца сажают в тюрьму на Лертерштрассе. И, конечно, туда же попали Макаров, Данилов, Камилл и Избуцкий, но оставшиеся в живых в этом не уверены. В берлинском поезде их было шестьдесят восемь человек. В живых останутся девять».

Где закончил свои дни безрассудно храбрый разведчик Карлос Аламо — М.В. Макаров, неизвестно.

В Берлине его след теряется, никто больше не видел его.

Без вести пропал, как миллионы других, отдав свою жизнь во имя нашей великой Победы.

До конца своих дней не забудет Иоганн Венцель те страшные дни в пыточных камерах Бреендонка:

«На эти вопросы я сначала не отвечал, не произносил ни слова, тогда гестаповцы перешли к избиению, применяя плетки различных калибров. Руки были связаны, защита с моей стороны была только пассивной. После этого допроса меня вынесли на носилках и поместили в клетку, которая находилась в углу большой умывальной, рядом с камерами... Допрос 4 июля... Руки скованы на спине, сам прикован к клетке. Через несколько часов наступает рвота, идет носом кровь, теряется сознание... На этом допросе мне были впервые показаны различные фотографии, приблизительно 9—10 шт. Среди них были фотографии Чарльза, Боба, Виктора... Позднее, когда мне показали фотографию Большого шефа, я категорически отрицал всякое знакомство с ним и заявил, что я его не знаю, не видел и никогда с ним не встречался...

Допрос 5 июля... Вопросы концентрировались вокруг остальных станций и ставились все настойчивее. Гестаповцы утверждали, что я имею в Бельгии не меньше 4—5 раций... Этот допрос, который впервые прошел без битья, окончился безрезультатно для них.

Допрос 6 или 7 июля... Допрос по поводу других станций, базирующийся на показаниях службы пеленгации, — никаких результатов не дал... Вечерцм меня снова потащили на допрос. Праусс опять допрашивал меня о других станциях и приступил к основной, им изобретенной, форме пытки, называемой «пресс мошонки». Во время этой процедуры я плюнул ему изо всей силы в лицо, он ударил меня, я упал и стукнулся головой о стену и спиной о какоето бревно, лежащее на полу, почувствовал глухую боль в спине и, видимо, потерял сознание, потому что очнулся в клетке...»

Той же ночью Венцель предпринял неудачную попытку самоубийства — гвоздем, вытащенным из нар, вскрыл себе вену на руке. Утром его обнаружили в луже крови, но живым. С него сняли оковы, тюремный врач сделал несколько уколов. В камере была поставлена стража.

Теперь Венцеля допрашивал другой офицер, комиссар Герике, который был прекрасно осведомлен о его антифашистской деятельности в Германии, а также и в Бельгии. Он был опытным контрразведчиком и старался обходиться без угроз. Показывал дешифрованные радиограммы, фотографии и в особенности настойчиво одну, с изображением Большого шефа: «Значит, вы утверждаете, что не знаете этого человека! Вы должны его знать! Ведь это крупный человек, посмотрите только на его голову и глаза, в его черепной коробке находится солидный мозг!»

По-прежнему арестанта держали закованным в кандалы, в клетке. Он почти не спал, находился в бредовом состоянии, слабел с каждым днем, но не желал сдаваться. И, обдумав положение, в котором оказался, решил обмануть своих мучителей. Он надеялся, что сможет, работая радистом, совершить побег и установить контакт с Кентом и Паскалем и продолжить борьбу.

В своих воспоминаниях бывший руководитель зарубежной разведки главного имперского управления безопасности Вальтер Шелленберг рассказывает о том, как нелегко было найти и арестовать советских разведчиков, бойцов Красного оркестра.

«...Охота за Гильбертом (имеется в виду Жильбер — Леопольд Треппер. — Прим. В. Т.) давала очень скудные результаты. Только нашим группам пеленга удавалось с большими трудами запеленговать его радиопередатчики, как он прекращал передачу и продолжал «музицировать» на новом месте, рядом с прежним, как будто считал нас за дураков. Тем самым он пытался распылить силы нашей радиоразведки. Но в конце концов Гильберт потерпел поражение, столкнувшись с настойчивостью наших сотрудников радиоперехвата. Ведя борьбу с коммунистическими группами Сопротивления в Бельгии, мы в ходе допросов арестованных обнаружили человека, который раньше работал в качестве помощника Гильберта и был его правой рукой. Этот агент был специальным агентом-связником, обучавшимся в Москве, который уже долгое время жил в Бельгии. В то время он руководил радиостанцией, которая поддерживала связь между «красными маки» и бельгийским движением Сопротивления. Передатчик этого агента не был связан с работой бельгийской станции, и, так как он занимал важную должность в одном немецком учреждении, он получил разрешение из Центра непосредственно выходить на связь с Москвой. После своего ареста он был перевербован нами. Чтобы не вызывать у русских подозрений, мы снабжали его точными сведениями. Тем самым мы намеревались вновь вывести его на связь с главной радиостанцией Гильберта. Подлинные материалы вызвали интерес у Гильберта, но он по-прежнему проявлял крайнюю осторожность. В тот момент он. обосновал свою штаб-квартиру в Париже. Когда мы в конце концов попытались его схватить, в наши сети попался только его секретарь». (Здесь Вальтер Шелленберг имеет в виду Альфреда Корбена, арестованного зондеркомандой в парижской конторе фирмы «Симэкс» 19 ноября 1942 г. — Прим. авт. В. Т.)