1000 ночных вылетов - Константин Михаленко

Мягко шуршат колеса. Самолет замедляет бег и останавливается. Овсищер приникает к пулемету. Борис достает пистолет и гранату…

— Хлопцы! Эй, хлопцы! «Кукуруза» прилетела!

Овсищер перебрасывает пулемет в походное положение, Борис достает папиросы. Почему-то ломаются и гаснут спички…

Командир дивизии генерал Борисенко приехал днем. Прошел в штаб и, ни с кем не здороваясь, приказал построить полк.

— Полк не выполнил задания! — бросил он гневно. — Это равносильно отступлению! Привезли бомбы назад, на свой аэродром, не поразив цель. Понятно, не справились бы с задачей неопытные летчики, но… отступили гвардейцы! Несмываемый позор на вашем знамени. Партизаны задыхаются, гибнут под ударами карателей, а вы… Не достойны вы гвардейского звания. Унесите знамя!..

Мы стоим в строю, понурив головы, и провожаем глазами гвардейское знамя. В сердце каждого больно отдаются слова командира дивизии. Отступили… Не выполнили приказа… За это расформировывают полк… За это лишают гвардейского звания…

Если бы разрешили повторить вылет… Если бы разрешили!..

— Разрешите, товарищ генерал?

Перед строем командир полка. Он почему-то снял с головы фуражку и мнет ее тревожными пальцами.

— Разрешите, товарищ генерал, искупить свою вину. Разрешите повторить вылет?

— Не только разрешаю — приказываю! Поставленная задача должна быть выполнена. И прошу понять, товарищи, от вашего успеха зависит судьба партизанского края.

— Задание будет выполнено! — четко отвечает командир.

Задание будет выполнено. Для этого командир со штурманом полка Василием Гуторовым вылетают первыми. Вылетают еще днем, с таким расчетом, чтобы в сумерках выйти на цель. Вслед за ними поднимается полк. Интервал между самолетами — одна минута.

Гуторов прихватил в кабину два ящика трофейных зажигалок. Эти килограммовые бомбы горят пять минут. С наступлением сумерек ведущий сбросит зажигалки и обозначит световыми ориентирами всю трассу до цели.

И пусть ощерится вспышками зениток, желтыми гирляндами «эрликонов»[13] линия фронта.

Самолеты все равно не свернут с трассы, проложенной командиром!

Быстро сгущаются сумерки, темнота постепенно окутывает землю, размывает ориентиры. Но горят внизу зажигалки, полк выходит на цель. В небе повисает один огонь САБа, второй, третий. Это штурманы высвечивают разъезд. И на земле рвутся первые бомбы. К нашим самолетам тянутся лучи прожекторов, подбираются разрывы снарядов, но полк наращивает удар. Одна за другой летят в цель бомбы, на земле разгорается дымное пламя. К взрывам бомб примешиваются многочисленные взрывы снарядов, занимается какая-то емкость с горючим, и языки громадного костра полощут небо. Уже отбомбилась одна эскадрилья, другая, заходит третья, а первые самолеты спешат на аэродром за новым боекомплектом для повторного удара. Как маяк в ночи полыхает и бушует пламя…

Последние самолеты заруливают на стоянки. Стихает рокот моторов.

— По-олк! Становись! Смирно! Равнение на знамя! — Плывет перед строем, трепыхается на ветру крыльями дивной птицы пурпурное полотнище святыни полка — его честь, его слава, его клятва «Ни шагу назад!».

— Спасибо, гвардейцы!

— Служим Советскому Союзу!

Донесение из разведотдела воздушной армии: «По сообщению штаба партизанского движения, бомбовым ударом вашей авиации уничтожено и повреждено 12 танков, 6 самоходных орудий, более 20 автомашин, уничтожены склады с горючим и боеприпасами. Установить точно количество убитых и раненых не представляется возможным».

Полк, кроме экипажей-разведчиков, отдыхал. Днем шли занятия с новым пополнением, осмотр и ремонт самолетов, вооружения, а вечером летчики собирались в сельском клубе на танцы. Задумчивые звуки вальса сменял веселый ритм фокстрота, усталый Николай Ширяев передавал баян Володе Мехонцеву и тут же лихо отплясывал цыганочку.

Полк отдыхал. И каждый стремился забыть о войне, хотел уйти от нее хотя бы в своих мыслях.

Но война рядом.

За ближним лесом, в десяти километрах от нас, каждую ночь работал ложный аэродром: вспыхивали огни посадочных прожекторов, загорались посадочные фары «самолетов», двигались по клеверному полю разноцветные светляки АНО. Лучи автомобильных фар выхватывали из темноты светлые силуэты «самолетов» и неуклюжие короба «бензозаправщиков».

Команда ложного аэродрома всерьез приучила немцев к мысли о существовании «большого действующего аэродрома». Приучила до того, что вчера с самолета-разведчика были выброшены два диверсанта. Один погиб в перестрелке, второй, с компактной радиостанцией в рюкзаке, показал на допросе, что немецкое командование серьезно обеспокоено наличием такого крупного аэродрома и его радиостанция предназначалась для обозначения этого аэродрома. Командир полка приказал отвезти ее на ложный аэродром. Сегодня армада фашистских самолетов целый день утюжит клеверное поле. Но к вечеру «аэродром» вновь оживет. А наши самолеты надежно спрятаны под густыми кронами цветущих яблонь. Они как бы растворились в весеннем аромате цветов, в деловитом жужжании пчел, в свободном дыхании теплой, прогретой солнцем земли. И невдомек врагу, что так насоливший ему полк ночных бомбардировщиков притаился под мирной кроной цветущих яблонь, что взлетно-посадочной полосой служит проселочная дорога.

За колхозным садом, где стоят наши самолеты, течет безымянный ручей. В давние времена перегороженный земляной гатью, он образовал неглубокое озерцо, поросшее по берегам густыми зарослями камыша. В камышах нашли себе приют бесчисленные соловьи. Вечером или ранним утром они рассыпают вокруг разнообразные трели или задумчивое чоканье. Чок-чок! Чок-чок!.. Какая музыка сравнится с соловьиным пеньем? Разве только голоса наших девчат. Соберутся они вечерком на взгорке около озера и затянут песню, да такую, что сам не знаешь — то ли смеяться, то ли плакать. Даже соловьи от зависти умолкают. Или хотят перенять мелодию девичьих песен?

Много у нас тогда в полку было девчат — оружейницы, техники, прибористки.

Среди них как-то незаметно появилась Шурочка. Маленькая, щупленькая, с тяжелым узлом русых волос на затылке, с неброской красотой русской женщины. Нет, ничем не выделялась среди наших девчат Шурочка. А вот голос ее!.. Несильный такой, но задушевный, ласковый. Будто и не поет, а берет нежными руками прямо за сердце и заставляет забыть все — только слушай! И сидел бы до утра рядом с ней на взгорке, и слушал бы ее, слушал.

Но каждый вечер нас вызывают на КП.

Шесть экипажей, двенадцать парней. И каждый вечер начальник штаба полка Кудрат Джангиров докладывает командиру:

— Товарищ гвардии майор, экипажи-разведчики готовы для выполнения задания!

Готовы… А нам бы тоже послушать песни, посидеть у озера…