Обнаженный рыбак (ЛП) - Джуэл Э. Энн

или миллион других женщин, с которыми он встречался, пока я была совсем юной девушкой.

— Иди сюда.

После нескольких секунд колебаний я забралась на кровать рядом с ним.

— Оседлай мои бедра.

Прикусив дрожащую нижнюю губу, я устроилась на его обтянутых джинсами ногах. От такой близости было почти невозможно дышать.

— Выше.

Я переместилась выше.

Он сел, стягивая с себя футболку, и я подпрыгнула, когда его руки нашли мои бедра, а пальцы коснулись моей попки. Наши носы почти соприкасались.

— Я собираюсь целовать тебя. И прикасаться к тебе. — Его голос был просто шепотом, теплое дыхание на моих губах. — И ты будешь делать все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя… хорошо. И если тебе станет страшно, я хочу, чтобы ты закрыла глаза и знала, что я рядом. Ты не слишком молода и ничего такого не случиться. Ты — это ты. И я действительно думаю, что ты… красивая.

— Фишер… — Я наклонилась вперед и прижалась губами к его губам.

Мы целовались, неторопливо, почти лениво.

Мои руки изучали его грудь и спину, каждый мускул, каждый изгиб его тела. Фишер провел своими мозолистыми руками по моей обнаженной коже, отчего по ней побежали мурашки.

Наш поцелуй стал еще глубже, и тишину нарушил тихий стон. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это я, а не он. Пальцы Фишера скользнули по моей внутренней стороне бедер. Я напряглась, широко раскрыв глаза. Он моргнул несколько раз и медленно поцеловал меня снова. Когда я закрыла глаза, я отпустила себя… обретя доверие к мужчине, который ласкал меня. Его пальцы дразнили резинку моих трусиков. Моя правая рука нашла его волосы, а левая впилась когтями в его спину.

Я была так напугана. В хорошем смысле напугана. Такой страх, который я испытывала, взбираясь на крутой склон на американских горках. Когда он провел языком по моему языку, один палец проник под промежность моих трусиков.

Я вцепилась в его волосы, когда мое дыхание участилось.

— Красивая… — шептал он мне в рот, вдоль челюсти и вниз по шее. Снова и снова.

Красивая… Красивая… Красивая…

Фишер. Первый мужчина, кроме моего отца, который называл меня красивой.

Этот палец? Он сдвинулся на долю дюйма, и я дернулась. Его палец, все его тело замерло, только его губы у моего уха, его дыхание шептало:

— Я заставлю чувствовать себя очень хорошо.

Страх потряс меня. Моя вера. Мои хрупкие убеждения. Я задержала дыхание на несколько секунд, как на вершине американских горок. Затем я поцеловала его. Он не поцеловал меня.

Я. Поцеловала. Его.

Мой таз двигался достаточно, чтобы мой клитор тёрся о подушечку его пальца. Я покачала им еще немного, пока он не коснулся меня ниже, там, где между ног было влажно.

И он ни разу не шевельнулся.

Я целовала его челюсть и шею, чувствуя себя в безопасности, ощущая, как медленно растет моя уверенность в себе как в женщине.

Мои бедра качались чуть сильнее, пока я не поняла, что то, что я чувствую… то, о что я трусь… это не столько его палец. Это была его эрекция, упирающаяся в меня. Джинсовая ткань царапала мои бедра, но мне было все равно.

— Фишер… д-двигайся…

— Чем двигать? — спросил он с таким самообладанием, что я подумала, что могу умереть от собственного нетерпения.

— Всем. Просто… двигайся.

Его сильные руки снова ухватили меня за бедра, только на этот раз они обхватили меня немного сильнее, и он переместил меня на свою эрекцию.

Он делал это для меня, и это было так затягивающе, что я не могла сформулировать ни одной связной мысли.

Он делал это для себя, и его дыхание становилось все более затрудненным, а поцелуи — все более отчаянными.

Я хотела только одного — узнать, каково это, когда он находится внутри меня.

— Фишер… Я… думаю, я хочу, чтобы ты снял свои джинсы.

Он откинулся на подушку и усмехнулся, когда я наклонилась вперед, положив руки ему на грудь, мои волосы рассыпались по моему лицу и его лицу.

— Не хочешь… пока нет. — Его веки потяжелели, когда его таз оторвался от кровати.

Давая больше.

Беря больше.

Доказывая, насколько отчаянным он был в тот день.

Мы не занимались сексом. Но мы… занимались сексом.

Это было неправильно. Но это было правильно.

Моя голова кружилась от головокружительных кругов, когда вверх превращался в низ, а низ в вверх, и ничто не имело смысла, да я и не хотела, чтобы это имело смысл.

И когда это случилось, это всепоглощающее, умопомрачительное ощущение, я задыхалась и шипела:

— Да. Да…

Уязвимая.

Неуправляемая.

Страх закрался в мое сознание. Я не хотела, чтобы он знал, как мне было страшно, как подростку, пытающемуся стать взрослым.

Фишер удерживал мои бедра в неподвижном положении, пока он еще несколько раз потерся своей эрекцией о мою промежность и выпустил затянувшееся восклицание, которое я не могла позволить себе произнести, но нашла его уместным и даже немного сексуальным, исходящим от него. Рухнув на его грудь, я уткнулась лицом в его шею, немного обессиленная и очень… счастливая. Как бы Фишер ни расстраивал меня, с ним я чувствовала блаженство.

Была ли я ужасным человеком?

Разочаровала ли я Бога?

Вероятно, «да» по обоим пунктам.

Фишер оставил одну руку на моей заднице, а другую поднял на затылок и несколько раз погладил мои волосы.

— Девять по горизонтали. Три буквы. Первая — «д», третья — «ш». Подсказка: это то, что мне все еще нужно.

Я засмеялась, кивнув, не поднимая головы от его шеи.

— Ты пытаешься говорить на моем языке? Это довольно сексуально. — Подняв голову, я поцеловала его в челюсть. — Да. Теперь ты можешь принять душ.

***

Мысли, о которых я никогда не расскажу Фишеру…

После того, как он оставил меня в душе, я села в углу своей душевой и заплакала. Это было больше, чем я могла вынести.

Моя вера.

Мои мысли.

Мои убеждения.

Мои желания.

Мои эмоции.

Все они шли разными путями. Меня тянуло в разные стороны, каждая из которых казалась мне одинаково правильной и одинаково неправильной по разным причинам. Как бы сильна ни была моя вера, не проходило и дня, чтобы я не сомневалась в ней. Подвергая сомнению Его. Его существование. Его роль в нашей жизни. И нашу интерпретацию Его слов.

То, что произошло с Фишером, не казалось неправильным. Мы никому не причиняли вреда. Мы не причиняли вреда ничему. Мы были двумя душами, наслаждающимися нашими физическими телами. Почему это должно было быть