Крючок для Пираньи - Александр Бушков

Но до ее дома добрались без приключений. Пару раз попадалисьтабунки молодежи, однако к ним не вязались. И все же Мазуру упорно казалось,что следом, в отдалении, кто-то тащится. Пожалев, что не взял фонарик, онпереправил кортик в ножнах из внутреннего кармана за ремень джинсов и готов былк неожиданностям. Обошлось. Едва переступив порог, как-то незаметно оказались впостели. Конечно же, Мазур вдоволь наслушался извечных женских глупостей — чтоона, вообще-то, не такая, но и не железная, что здесь невыносимо тоскливо, и вотрезанном от мира городишке всех мало-мальски подходящих мужиков можнопересчитать по пальцам, да и те, как водится, все разобраны, вот и случаетсяпорой такое, что потом, кажется, год не отмоешься. Мазур поинтересовался,относится ли он к последней категории, и получил искренний ответ, что нет.Постарался утешить, как мог — что ничего такого он не думает и прекрасно всепонимает. Это была чистая правда.

Потом пришлось выслушать нехитрую исповедь — закончилаинститут в Шантарске в те времена, когда еще была в ходу такая непонятнаянынешней молодежи штука, как распределение, вот и распределили сюда. Довольнобыстро завелся муж, интеллигент, конечно, гитарист, бард и весельчак. Ну, авскоре понеслись реформы — непонятные и буйные, как взбесившаяся птица-тройка,столь же неуправляемые и пугающие. Прежний уклад с грохотом обвалился втартарары, старое разломали, а нового не построили, весельчак муж, чью ученуюконтору прикрыли, быстро поскучнел и озлился, особенно после того, как все егопопытки поставить бардовский талант на службу победившей демократии оказалисьтщетными, — здесь, за Полярным кругом, победившая демократия вообще отчего-тоне нуждалась в бардах, что недвусмысленно и дала понять. Гитарист принялсялечить кручину водкой и вовсе уж случайными бабами — а поскольку детей не было,развестись удалось легко, после чего бывший муж в поисках лучшей доли затерялсяна материке, а квартиру оставил ей не столько из душевного благородства,сколько потому, что квартиры тут стоили дешевле дешевого, не было смысларазмениваться и продавать свою часть.

История была — стандартнее некуда. Правда, Мазуру нравилось,что Катя д е л и л а с ь, но нисколечко не жаловалась и на плече у него неплакала. А значит, и утешать не требовалось. Лишь напомнить: перемелется — мукабудет…

А главное, что ему пришлось по сердцу, — за все время она нисловечком не заикнулась насчет общих планов на будущее. Как любой мужик в годахи с опытом, Мазур давно научился влет вычислять матримониальные намеки, как бызакамуфлированы ни были. Здесь ничего подобного не было даже в теоретическихнаметках.

Можно бы при таком раскладе совершенно расслабиться душою —но чем ближе подступал урочный час, тем сильнее он начинал нервничать. Мужчин,случалось, убивал и простым карандашом — а вот женщинам сроду не подбрасывалснотворного в питье посреди прекрасной во всех отношениях ночи.

Однако военная косточка взяла свое, и он, рассеянно-нежнопоглаживая прижавшуюся к нему утомленную Катю, начал понемногу прокачивать вуме предстоящую нехитрую операцию. Кацуба заверял, что пилюля в любой жидкостирастворяется мгновенно и бесследно, словно задержанная зарплата в лабиринтахминистерства финансов. Если, скажем…

Звонок ввинтился в пахнущую духами и любовью спальню, какштопор в масло. Оба от неожиданности дернулись. Звонок залился пронзительнойтрелью, кто-то старательно давил на кнопочку, не отрывая пальца.

— Это еще что? — шепнул Мазур.

— Понятия не имею… — Катя гибко перевалилась черезнего, накинула халат. — Ведь не успокоятся, пойду спрошу…

Мазур, рывком впрыгнув в трусы, торопливо последовал за ней,успев бросить взгляд на светившиеся зеленым стрелки часов — час пятьдесятвосемь. Да нет, не стал бы человек Кацубы устраивать такую какофонию, все былорасписано…

Катя уже приоткрыла дверь, не сняв цепочки, выглянула вщелочку. Быстрым взглядом оценив окружающее с точки зрения полезности врукопашной, он схватил пустую бутылку из-под венгерской минералки, примерился,об который угол ее разбить с целью получения «розочки», встал к стене.

Зря паниковал, кажется. Перебросившись буквально парой словс кем-то невидимым, Катя наскоро захлопнула дверь, пробежала мимо него,схватила со стула джинсы и принялась торопливо в них влезать. Натянула свитерокна голое тело, напялила шапочку, стала запихивать под нее растрепанные волосы.Показала Мазуру на кроссовки в углу. Он кинулся, быстренько подал, успелшепнуть:

— Что такое?

— Милиция, — задыхающимся шепотом ответила она,напяливая кроссовки на босу ногу. — В музее пожар. Неужели мы там что-тооставили…

— Не могли, я все тщательно…

— Я побегу, а ты сиди…

Звонко щелкнул замок. Мазур остался в полнейшейрастерянности, в положении самом дурацком. Спать не ляжешь, но непонятно, чем изаняться… А посему он валялся на смятой постели, временами вставал, выглядывалв окно, где ничего не видел, кроме необитаемой темноты, курил и ждал.

Три часа. Срок. Он тихонечко приоткрыл входную дверь,привалился к косяку и стал ждать, пытаясь подобрать убедительные извинения.Однако проходили минуты, но дверь подъезда так и не хлопнула, никто не поднялсяпо ступенькам…

Прождав минут десять, он плюнул и вернулся в квартиру — т ак и х опозданий в этом деле не бывает, не придет, и торчать на площадке нечего…

Еще минут через пять под окном остановилась машина. Этопривезли назад Катю. Она захлопнула дверь, не глядя, скинула кроссовки, прошлав комнату и, устало уронив руки, плюхнулась на постель. Лицо у нее было такое,словно предстояло срочно решить — то ли смеяться, то ли плакать…

— Ну, что там? — осторожно спросил Мазур.

— Ох… — не вздохнула, а произнесла она, положила головуему на плечо. — Артистка погорелого театра… То бишь директриса погорелогомузея. Половина выгорела — и на первом, и на втором. Вторую половинку отстояли,так что зрелище то еще… Слава богу, мы с тобой ни при чем. Огонь пошел совсемне оттуда — с первого этажа, из запасников.

— Что-то ценное там было?

— Да откуда там ценное… Сплошной хлам. Проводка, скореевсего. Я мэру написала сто челобитных, только у него прожекты поглобальнее, недо музея… Проводка, определенно. Грабить там нечего, а само здание никому ненужно — это у вас, на Большой земле, говорят, выживают поджогами бюджетниковвроде нас, но здесь-то к чему? Бог ты мой, а на что теперь чинить? И такнищенствуем…

— Ложись, — сказал Мазур, легонько ее баюкая и ни чертане понимая. — Утро вечера мудренее…

* * *

…Часу в восьмом утра он покидал приют любви — успевшийнемного вздремнуть и оттого, в общем, бодрый. Поднял воротник куртки, ускорилшаг. Кое-где загорались окна — город просыпался весьма неспешно. Настроениебыло если не прекрасное, то близкое к таковому — расстались без малейшихнапрягов, и уж тем более без претензий, договорившись встретиться вновь припервом же удобном случае, а применить майорову химию так и не довелось, ксчастью… Мазур приосанился и подумал: ежели в квартире, которую ты только чтопокинул, блаженно спит удовлетворенная женщина, в старики записыватьсярановато, еще побарахтаемся.