Михаил Бахтин - Алексей Коровашко

«В монастыре отец Сергий смиряет себя, свою плоть. Но когда он начал жить только для себя, жить в боге, его соблазняет другой соблазнитель, более тонкий, чем плотская похоть — сознание своей правоты. Я изнутри самого себя не могу иметь понятия о себе. Похвала себе — это не мое сознание: оно проникает от других. Поэтому этот рефлекс очень опасен. С одной стороны, стремление к добру есть “я для себя”. И отец Сергий искренне стремится к нему. Но, с другой стороны, он стал умиляться над собой. И это замутнило его совесть. Спас отца Сергия его собственный грех. Подобное положение очень глубоко развил Григорий Распутин, поэтому он и пользовался такой популярностью. Распутину казалось, что нужно разрушить свою чистоту, сбросить себя с высоты. Только сознание своего греха, раскаяние ведет к совершенству. А не согрешишь — не покаешься. Теперь в отце Сергии был убит самый ужасный соблазн — сознание своей правоты. И начинается новый этап в его жизни: он становится юродивым, странником».

Пользуясь лексиконом современности, можно сказать, что Бахтин допускает функционирование ответственности в двух версиях: Light и Full. Light-ответственность способен проявить любой нормальный человек, живущий в благоприятных психологических и социальных условиях. Быть, например, ответственным в мире героев фильма Пырьева «Кубанские казаки» чрезвычайно легко: борозды и межи жизненного поведения прочерчены в нем предельно четко и ясно, «интерфейс» взаимодействия между людьми отличается сахарно-паточным дружелюбием. Ответственность здесь может быть только Light-ответственностью. А вот ответственность персонажей фильма «Трудно быть богом» (снятого хоть Германом, хоть не Германом) представляет собой именно Full-ответственность, требующую каждоминутного соотнесения поступков с принципами нравственной реальности. Распутин же и вовсе ставит эксперимент на моральную прочность: сначала он снимает с себя ответственность, преступает этический закон, а потом форсированными темпами снова начинает жить ответственно. То есть он дает сознательный ответ на сознательно выбранную безответственность, что на ценностной шкале находится выше, чем, например, сознательный ответ на бессознательную безответственность или бессознательная квазиответственность в условиях отсутствия серьезного нравственного выбора.

В ленинградских записях Рахили Миркиной есть множество лейтмотивов, которые органически связаны с идейной структурой сохранившихся витебских заметок Бахтина. Можно было бы проследить, как в том или ином контексте ленинградских записей «всплывает» категория ответственности (мотивировкой поведения главного героя повести Достоевского «Слабое сердце» объявляется «глубокая нравственная ответственность»; о подмене католицизмом «личной ответственности — послушанием» говорится при разборе «Идиота» и т. д.). Но по-настоящему, а не абстрактно-теоретически с витебским периодом бахтинской жизни связан такой лейтмотив ленинградских записей, как самозванство.

Устраиваясь на работу в Витебский институт народного образования (ИНО), Бахтин представил в отдел кадров этого учреждения свою автобиографию. Вот она:

«Михаил Михайлович Бахтин.

Суворовская ул[ица] д[ом] 63 кв[артира] Бескина.

Родился [в] 1891 г[оду] в городе Орле. В 1908 году окончил Одесскую 4-ю гимназию. [С] 1908 по 1910 год состоял студентом филологическо[го] факультета Новороссийско[го] университ[ета]. С 1910 по 1912 год находился в Германии, где прослушал 4 семестра Марбургско[го] университ[ета] и один семестр в Берлине. С 1912 года по 1914 год состоял студентом Петроградского университета. [В] 1914 году закончил Петроградский универе[итет] с оставлением по кафедре классической филологии Ф. Ф. Зелинским. С 1914 по 1917 год работал при университете, в филологическом обществе и обществе классическ[ой] филологии. С 1917 по 1918 год состоял преподавателем Свенцянской мужской гимназии. [С] 1918 по 1910 [год] состоял преподавателем Ед[иной] тр[удовой] шк[олы] 2-й ст[упени] и Педагогическ[их] курсов г[орода] Невеля».

Даже небрежный «диагональный» просмотр данного документа сразу дает понять, что перед нами чистой воды мифологическое повествование. Как же это повествование сконструировано?

Свое имя, свое отчество и свою фамилию Бахтин воспроизводит со всей возможной честностью: придраться здесь не к чему.

В следующей строке Бахтин указывает свой первый витебский адрес, который тоже, страшно сказать, правилен: это «координаты» квартиры Пумпянского, где Бахтин остановился, пока не подыскал себе другое жилье.

В третьем предложении правда дается уже пополам с ложью: место рождения названо верно (Орел), а вот дата появления на свет смещена на четыре года «влево». Такого рода хронологические кульбиты были, кстати, очень распространены в послереволюционное время: женщины с их помощью сокращали себе возраст, а мужчины, наоборот, двигая календарь вперед, стремились избежать призыва в армию или отправки на принудительные работы. Бахтин не был женщиной, культ вечной юности не проповедовал, а призывов не очень опасался, потому что костный туберкулез переводил его в разряд «белобилетников». Набавляя себе четыре лишних года к отпущенному жизненному сроку, Бахтин преследовал особую, сугубо индивидуальную цель, которая заключалась в том, чтобы создать хронологический отрезок такой длины, которая бы позволила «вместить» не только мнимо существовавшие гимназическо-студенческие годы, но и начальный этап академической карьеры.

Выполнив эту задачу, Бахтин и приступает к плетению фантазий из внушительных обрывков чужих биографий и жалких лоскутьев собственной. Окончание одесской гимназии — это доведенный до логического конца, правда, только в уме, факт его действительного в ней обучения. Марбургские и берлинские года Бахтин берет напрокат из жизни Кагана. Петроградский университет и «прилегающие» эпизоды заимствует у своего брата Николая. Свенцянская гимназия, которая, как мы помним, была эвакуирована в Невель, пристегивается, видимо, для создания большей рельефности педагогического пути. И лишь последнее предложение почти полностью выдуманной бахтинской автобиографии возвращает нас к реальности (чертовщина, правда, сохраняется за счет описки, в которой 1920 год заменен 1910-м; при очень большом желании в ней можно усмотреть стремление Бахтина жить, начиная с первого полного года советской власти, не «вперед», а «назад»).

Прагматическое обоснование всех этих бахтинских манипуляций вполне очевидно: молодой человек без каких-либо документов о наличии высшего и даже среднего образования устраивается на работу в организацию образования высшего — высшего с поправкой на «самопальность» тогдашних провинциальных учебных заведений — и хочет хотя бы с помощью на ходу придуманной личной истории обрести ореол солидности и респектабельности. Пикантность ситуации тут, с нашей точки зрения, двойного рода. Ведь самозванец желает попасть в штат не серьезного, подлинного и аутентичного рассадника знаний (штурмовать отдел кадров Петроградского университета Бахтин бы, разумеется, не рискнул), а в табельные листы одного из типичных самозваных учреждений тех лет. Витебский институт народного образования, при всех звездных вкраплениях его кадрового состава, был одним из многих административных кадавров, возникших после оплодотворения губернской и уездной кадровой пустоты декретами о ликбезе. Поэтому самозванец, пытающийся стать полноправным работником самозваного учреждения, не столько проворачивает авантюру, сколько проходит добровольную документальную регистрацию в родной стихии.