Тайна голландской туфли - Эллери Квин

— Это все причуды войны, инспектор. — Старый репортер весело помахал рукой. — Пытался увидеться тут с нашим престарелым плейбоем, но — не удалось. Так пришлось ожидать вас. Садитесь, парни.

Эллери задумчиво ходил кругами, осматривая библиотеку. На всех стенах от пола до старомодного с лепниной потолка помещались тысячи книг. Эллери почтительно пробежал глазами некоторые названия. Но почтительность разом умерла — и на лице появилась шаловливая улыбка, как только он взял в руки один том. Это был тяжелый, богато оформленный том в кожаном переплете с золотым тиснением.

— Похоже, — с усмешкой сказал он, — что я открыл еще один порок миллионеров. Чудесные книги — и без хозяев.

— Что вы имеете в виду? — с любопытством спросил Сэмпсон.

— Вольтер в прекрасном оформлении, изумительно издан, роскошно переплетен — и совершенно не прочитан. Страницы не разрезаны. Бьюсь об заклад: девяносто восемь процентов этих книг никогда не брали в руки с тех пор, как купили.

Инспектор со стоном усталости опустился в удобное кресло:

— Хотел бы я, чтобы этот старый жирный осел...

«Старый жирный осел» появился незамедлительно: широкая, хотя и нервная улыбка приклеилась к его лицу.

— Как приятно! — вскрикнул он фальцетом. — Рад видеть вас, джентльмены! Садитесь, садитесь!

Он подался вперед, и желеобразная масса перетекла в другое место.

Окружной прокурор медленно подчинился, не скрывая отвращения при взгляде на Дорна. Эллери не придал его появлению никакого значения. Он продолжал рассматривать книги.

Хендрик Дорн упал на широкий диван и обвил одну жирную руку другой. Его улыбка исчезла, как только он заприметил в углу фигуру Харпера.

— Это репортер?! — взвизгнул он. — Я не стану говорить перед репортерами!

— Успокойтесь, мистер Дорн! — пытался урезонить его Харпер. — Я здесь не как журналист, не правда ли, мистер Сэмпсон? Окружной прокурор подтвердит вам, мистер Дорн. Я просто помогаю расследованию. По-дружески, знаете ли.

— Все в порядке, Харпер говорит верно, — резко сказал Сэмпсон. — Вы можете говорить при нем так же свободно, как и при нас[1].

— Ну... — Дорн сверлил репортера взглядом. — Если он не напечатает то, что я скажу...

— Кто — я? — Харпер принял оскорбленный вид. — Вы обижаете меня...

— Вы говорили нам в госпитале о какой-то истории, — прервал его инспектор. — Вы намекали, что она очень важна, да еще и угрожает вашему существованию. Я верно вас понял? Так как же, сэр?

Дорн с надутым видом восседал на диване. Не глядя на присутствующих, он заговорил:

— Но сначала, джентльмены, пообещайте мне. — Он понизил голос до шепота. — Это — тайна! — Он быстро, по очереди, оглядел всех, как конспиратор.

Инспектор Квин закрыл глаза. Он опустил пальцы в старую коричневую табакерку — своего постоянного компаньона. Казалось, он избавился, наконец, от своего раздражения.

— Вы делаете нам предложение? — пробормотал он. — Заключаете пакт с полицией, так? Опомнитесь, мистер Дорн. — Он внезапно открыл глаза и резко сел прямо. — Вы нам рассказываете все подробности без всякого торга, и немедленно!

Дорн хитро покачал лысой головой.

— А вот и нет, — неприятнейшим фальцетом позлорадствовал он. — Вы не смеете нажимать на меня, мешье инш-пектор... Вы мне обещаете — я рассказываю. Иначе — нет.

— Я вот что вам скажу, — внезапно смягчился инспектор. — Наверное, вы опасаетесь за свою жизнь. Мистер Дорн, я уверяю вас, что, если вам нужна защита, мы вам ее предоставим.

— Вы предоставите мне полицейских? — с интересом вопросил Дорн.

— Если ваша безопасность того потребует — да.

— Ну хорошо. — Дорн подался вперед и громко и быстро зашептал: — Я весь в долгах, весь... все заложено, до трусов. Я много лет подряд занимал у него деньги. Большие суммы, огромные!

— Послушайте, послушайте! — прервал его инспектор Квин. — Это требует пояснения. Мне уже дали понять, что у вас есть небольшой, но постоянный доход.

Толстяк игнорировал ремарку небрежным жестом руки:

— Ерунда. Ничего у меня нет. Я играю в карты. Я ставлю на лошадей. Я... то, что вы называете... спортсмен. Мне не везет... фатально не везет. Итак! Этот человек — он дает мне деньги. Затем говорит: «Мне нужны мои деньги назад». А я не могу заплатить. Затем я иду, говорю ему — и он дает мне еще денег. Я имею в виду Ай-оу-ю[2]. Сколько? Боже, боже! Сто десять тысяч долларов, джентльмены!

Сэмпсон присвистнул. В глазах Харпера появился огонек. Выражение лица инспектора посерьезнело.

— Но какую гарантию вы ему можете дать? Весь мир знает, что у вас нет собственных денег.

— Гарантию? — Глаза Дорна превратились в узкие щелочки. — Лучшую в мире гарантию! — Он ухмыльнулся во всю ширину своего жирного лица. — Состояние моей сестры!

— Вы имеете в виду, — спросил Сэмпсон, — что миссис Дорн давала вам доверенности на получение этих сумм, подписывала ваши векселя?

— О нет! — Он икнул. — Но в качестве брата Абигейл Дорн я был известен как наследник. Естественно, моя сестра ничего не знала о моих долгах.

— Интересно, — пробормотал инспектор. — Хорошо устроились, мистер Дорн! Вам дают деньги под богатое наследство!

Губы Дорна обвисли. Он испугался.

— Ну ладно, ладно! — воскликнул инспектор. — И какой в вашей истории для нас смысл? Давайте выкладывайте!

— А смысл в том... — и дряблые щеки Дорна обвисли вниз, когда он наклонился к инспектору, — что годы шли, а Абигейл все не умирала, я так и не отдавал долги... и тогда он сказал, что ее нужно убить!

Он торжествовал в наступившей паузе. Инспектор и Сэмпсон переглянулись. Эллери, с раскрытой книгой в руке, воззрился на Дорна.

— Значит, это и есть то, что вы хотели нам сказать? — спросил инспектор. — А кто ваш заемщик? Банкир? Брокер?

Дорн побледнел как мел. Он внимательно оглядел своими поросячьими глазками все углы комнаты. Его испуг был натурален. Заговорил он свистящим шепотом:

— Майкл Кадахи...

— Большой Майк! — воскликнули вместе инспектор и Сэмпсон. Старик вскочил на ноги и начал сновать по толстому ковру. — Большой Майк, черт побери! И тоже в госпитале...