Под крыльями Босфор - Владимир Малыгин

Пора принимать решение – разворачиваться и возвращаться, уходить назад, в Крым. Так и сделал бы, даже уже и воздуха набрал, и командовать собрался, да вот штурман помешал. Как раз в этот момент и доложил:

— Впереди через полчаса полёта Констанца!

Однако… Ладно, летим пока дальше. Если что, в Румынии сядем. Они же вроде бы как нам союзники? Констанца – тоже неплохо. Тем более, я там никогда не был…

А фронт тоже на месте не стоит, наступает на пятки, поджимает потихоньку. И мы всё сильнее и сильнее сдвигаемся к востоку. И внизу слишком уж нехорошо – море совсем разбушевалось. Валы под нами серо-чёрные, седые пряди так и мелькают. И мы это с высоты прекрасно видим. Здесь, на высоте, в стороне от туч и то полёт неспокойный, то и дело трясёт и мотает – приходится постоянно штурвалом ворочать. А что тогда там, у поверхности творится? Хорошо ещё, что ни одного корабля за всё это время не заметили. Или их предупредить успели, или просто кому-то сегодня повезло в порту остаться. А вот нам не повезло с погодой. И метеослужба почему-то не предупредила нас перед вылетом. А ведь был я на командном пункте перед вылетом, был. И метеоролога нашего, то есть училищного, видел. «Хо-орошая погода по маршруту», говоришь? Ну, погоди? Вернёмся, я тебе холку-то намылю за такой прогноз…

Вот и берег! Сразу стало психологически легче, спокойнее как-то. По береговой черте определяемся на местности. Оглядываюсь на штурмана, смотрю – он расчётами занят. Выжидаю минуту и вновь оглядываюсь через плечо. О, как раз наш навигатор с расчётами закончил. Ну?

— Командир, Констанца осталась сильно левее. А до Качи чуть меньше двухсот миль, — правильно понимает вопрос в моих глазах Фёдор Дмитриевич. Спохватывается и уточняет. — Четыреста вёрст без малого.

— А до Константинополя?

— Чуть больше, — штурман даже не задумывается над ответом. Похоже, уже всё просчитал. — Если в верстах, то четыреста двадцать. Что туда, что до Качи почти одинаково.

И смотрит выжидающе. Да сейчас все на меня в экипаже так смотрят. Даже умудряюсь боковым зрением заметить торчащие из грузовой кабины чьи-то головы. Небось удивляются вопросу про Константинополь. А это я для себя и про себя же наше текущее местоположение пытаюсь отметить. У меня в голове тоже как бы воображаемая карта имеется.

— Как думаете, Владимир Владимирович, какое решение принимать? — пусть и помощник голову поломает. Посмотрим, какое решение примет.

— Здесь садиться нам никакого резона нет. В чужой стране, на неподготовленную незнакомую площадку… Где топлива нет. И шторм нагоняет. Может самолёт поломать. Вперёд нам не пробиться, так что я за возвращение.

— Согласен. Смысла не вижу здесь садиться. Это не Констанца. Поэтому разворачиваемся вправо и берём курс на Севастополь, — подмигиваю ему с одобрением и последние слова адресую уже штурману.

Тот понятливо кивает и склоняется над картой, а Дитерихс заваливает «Муромца» в правый разворот.

И мы пытаемся удрать от нагоняющего нас шторма. И удираем довольно-таки удачно. Через минут сорок вырываемся из серой пелены – впереди пока ещё бескрайнее голубое небо и синее море до горизонта.

Ветер попутный, путевая скорость у нас резко возрастает. Смотрю на помощника, киваю на управление, поднимаю в немом вопросе бровь. Мол, не устал? Дитерихс отрицательно качает головой и не отдаёт управление. Ну и хорошо. Упорный. Пусть тренируется.

Снова садимся в заходящих лучах солнца. Штормовой фронт остался позади, но мы-то знаем, что никуда он не свернёт и скоро всеми силами навалится на полуостров. Поэтому вызываем подмогу в виде техсостава школы и закатываем общими усилиями наш самолёт в ангар. Да и там, в ангаре, не успокаиваемся, а на всякий случай крепко швартуем самолёт к вбитым в грунт крюкам. И проверяем растяжки самого ангара. А ну как ветром унесёт?

Сразу же после посадки иду на командный пункт и докладываю о причинах возвращения. Зачем? Потому что в школе сейчас идут тренировочные полёты. Обязательно нужно предупредить начальство о приближающейся непогоде. Мало ли шторм налетит, самолёты поломает. Пусть лучше последуют нашему примеру и укроют свою хлипкую технику за стенками ангаров.

И он налетел. Шторм. Ночью, как полагается. Подкрался под покровом темноты, засвистел по-разбойничьи, загрохотал, засверкал молниями. Мы выскочили наружу, интересно же посмотреть на разбушевавшуюся стихию, полюбоваться затейливой иллюминацией ночного горизонта. И сразу же об этом горячо пожалели. Потому как с ног до головы оказались засыпанными мелкой всепроникающей пылью и разнообразным мусором. Который, судя по его количеству, принесло сюда из самого Севастополя. А потом наверху в небесах кто-то могущественный повернул водопроводный кран. И сверху сплошной стеной хлынул водопад. Хорошо ещё, что он оказался тёплым, этот водопад. И мы все в один миг вымокли до нитки. Пока толкались на входе и возвращались в ангар, на нас вообще сухого места не осталось! Пришлось переодеваться, развешивать одежду на тросах и крыльях для просушки.

А за брезентовыми стенами до утра бушевал шторм, стегал по ангару гулкой плетью ветра, брызгал с потолка просачивающимися через брезент каплями ливня и не давал спать.

На рассвете непогода решила отдохнуть. Или это просто грозовой фронт ушёл дальше, через перешеек в сторону материка, заметая за собой хвостами ветра все следы своего ночного разгула. Солнышко робко выглянуло из-за горизонта, осмотрелось, обрадовалось ушедшей непогоде и бодро вскарабкалось на небосклон. Земля запарила, задымила и в один момент просохла. Зачирикали довольно жаворонки в небе и под это радостное беззаботное чириканье я и заснул, не обращая никакого внимания на быстро нарастающую жаркую духоту в ангаре.

Поспал часов пять, подскочил полностью выспавшимся и бодрым. Выскочил наружу. А там теплынь, солнце и ветер. Так и не успокаивается, зараза. Взлетать при таком боковом ветре не стоит. А вот после обеда ветер немного стих, да ещё и подвернул как нужно. И мы всё-таки взлетели. И через пять часов садились в Константинополе, неподалёку от порта на чьё-то явно обработанное поле.

А там встреча с набежавшими со всех сторон солдатиками, быстрое знакомство с их командиром и выделенное сопровождение к штабу. Оттуда-то я и смог связаться с Шидловским и Келлером. Нет, связи-то в понятном смысле и нет, а вот с помощью вестовых отправил о себе известие. И испросил дальнейших приказаний. «Муромцев» Шидловского-то мы как ни старались на подлёте, а нигде не заметили. Поэтому и сели на этом месте, здесь и порт с нашими кораблями неподалёку, и своя пехота кругом. А то, что связью не воспользовались, так пытались. И ничего из наших попыток снова и как обычно, не вышло. Да я уже на связь и внимания-то не обращаю. Она, связь эта, работает только тогда, когда есть твёрдая договорённость между переговаривающимися сторонами, приказ командования и точное время выхода в эфир. Как раз то, что точно к нам не относится. Не наш случай.

Приказ на перебазирование получили. Но сегодня уже никакого резона на перелёт не было. Стемнеет скоро, час, полчаса, и всё. А на юге темнеет сразу, это вам не северная Пальмира с её затяжными сумерками. Крым уже приучил к такой резкой смене дня и ночи.