Чего боятся ангелы - К. С. Харрис

Джарвис убрал с золоченого кресла в форме цветка лотоса смятую рубашку и порванный атласный кушак и сел.

— Ограничения всего лишь временные, — прямо ответил он. — Они будут сняты через год.

— Через год!

— Врачи утверждают, что здоровье короля продолжает улучшаться, — вступил лорд Фредерик озабоченным голосом. Виги больше всего боялись, что сумасшедший старый король Георг Третий оправится от болезни прежде, чем они сумеют вернуть себе власть. — В Палате общин кое-кто поговаривает, что регентство вообще может не понадобиться.

— Что скажете? — спросил Джордж, обернувшись к друзьям.

Джарвис не сразу понял, что вопрос касался не здоровья отца, а последней попытки принца завязать галстук сложным новомодным узлом.

Сэр Джон Бетани, стареющий распутник с полными красными щеками и животиком не хуже принцева, поднял лорнет и долго изучал своего приятеля, пока принц ждал, терзаясь неизвестностью.

— Сам Бруммель лучше не завязал бы, — наконец вынес вердикт Бетани, опуская лорнет.

Принц расплылся в широкой улыбке, которая почти сразу же угасла.

— Это ты так только говоришь. — Нетерпеливо выругавшись, он сорвал прочь свое последнее творение и начал снова, поглядывая на Джарвиса. — Но наша власть будет, конечно, такой же, как и у короля?

Джарвис прокашлялся.

— Не совсем так, сэр. Но вам будет дозволено сформировать правительство…

— Еще бы, — перебил его принц.

— Хотя этот состав необходимо будет объявить до того, как вы принесете клятвы перед Тайным советом.

Принц так часто валял дурака, что все стали забывать о текущей в его жилах крови целой армии королей — французских и испанских, английских и шотландских, от Вильгельма Завоевателя и Карла Великого до Генриха II и Марии, королевы Шотландской. И когда ему требовалось, он умел вести себя по-королевски.

— Молчите, Джарвис, — вдруг сказал он.

Джарвис молча поклонился.

Царственность исчезла почти сразу же. Джордж вздохнул.

— Если бы Фокс все еще был с нами. Чрезвычайно неразумно с его стороны было умереть вот так.

— Именно, — сказал Джарвис. Он чуть подождал, потом добавил: — Хотя Персиваль, возможно, мог бы…

— Чтобы черт побрал этого Персиваля, — взвился принц. — От него дрожь по спине идет! — Он вдруг застыл, тревожно прижав пальцами запястье. — У нас пульс участился. А значит, сейчас у нас будут желудочные колики.

Джарвис про себя считал, что заявленное недомогание, скорее всего, имеет причиной гору крабов и масла, которые принц скушал накануне вечером, запив их двумя бутылками портвейна, но он оставил свое мнение при себе.

— Слишком рано еще для таких разговоров, — простонал принц, положив руку на царственное брюшко. По его полному лицу прошла гримаса боли. — Это вредит пищеварению. Пойду прилягу.

— А как же ваша встреча с русским послом, сэр? Принц с искренним непониманием посмотрел на него.

— Какая такая встреча?

— Та, что была назначена полчаса назад. Он все еще ожидает вас.

— Отмените. — Принц прикрыл глаза рукой, словно свет был для него слишком ярок, и, шатаясь, подошел к обтянутому алым шелком дивану в виде крокодила. — Кто-нибудь, задерните шторы. И принесите мой лауданум. Доктор Хеберден велел мне каждый раз, как занеможется, принимать лауданум, дабы избежать волнения крови.

Тщательно скрывая эмоции, Джарвис подошел к окну. Если старый король чудесным образом не исцелится на следующей неделе, билль о регентстве пройдет и этот ленивый сибарит, этот мот, станет во главе страны. Но опыт принца Уэльского в сложных политических интригах был столь же ограничен, как и его интерес к королевской власти, — ему лишь хотелось видеть себя в роли короля. Джарвис надеялся, что в конце концов — при благоприятном стечении обстоятельств — принц будет только рад, если его станет направлять чужая мудрость.

Заботливо потушив лампы, Джарвис выгнал приятелей принца из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Пусть виги себе думают, что долгие годы их отстранения от власти подходят к концу, но люди вроде Фредерика Фэйрчайдда были слишком большими идеалистами, чтобы понимать, насколько решительно политические противники намерены не допускать их к власти, и слишком сладкоречивы, чтобы самим проявить жесткость.

В правительстве нужен безжалостный человек. Безжалостный и очень умный.

Сэр Генри Лавджой просматривал отчеты по делу, сидя за своим старым столом, когда в его кабинет на Куин-сквер, держа под мышкой полированную ореховую шкатулку, вошел граф Гендон.

За ним маячил запыхавшийся лысый клерк. Его обычно косые маленькие глазки лезли на лоб из-под съехавших на кончик носа очков.

— Я пытался сказать ему, сэр Генри, честное слово…

Лавджой жестом успокоил клерка.

— Все в порядке, Коллинз.

Лавджой давно ожидал стычки с могучим отцом его беглеца. Магистрат заранее решил, как будет себя вести: вежливо и почтительно, но жестко. Встав, он указал рукой на одно из кресел, обтянутое потертой, потрескавшейся кожей.

— Прошу садиться, милорд. Чем могу служить?

— Этого не понадобится. — Поставив деревянную шкатулку на стол Лавджоя, он встал, широко расставив ноги и сцепив руки за спиной. — Я пришел признаться.

— Признаться в чем, милорд? — Лавджой в смятении помотал головой. — В чем?

Гендон смотрел на него со жгучим презрением.

— Не изображайте из себя идиота. В убийстве актриски, конечно же. Рэйчел Йорк. Это я сделал. Я убил ее.

— А сколько вашему племяшу? — спросил Том. Они шли по Хаймаркету. Сырой, промозглый холод пробирал до костей. Завитки грязного тумана ползли по булыжной мостовой, обвивались вокруг стволов полумертвых платанов на маленькой площади по соседству.

— Двадцать. Может, двадцать один, — сказал Себастьян. — Он сын моей старшей сестры.

Том глянул на него снизу вверх.

— Не больно он вам по сердцу, а?

— В детстве Баярд любил отрывать головы у живых черепашек. — Себастьян пожал плечами. — Может, у меня предубеждение против него. Он уже вырос. — Да, такие обычно с возрастом не меняются, — возразил Том, стиснув челюсти, словно пытался прогнать слишком жестокие воспоминания.

Себастьян снова подумал о той жизни, какую вел парнишка до того, как попытался облегчить его кошелек в зале харчевни «Черный олень».

Мытье, смена белья и хороший ночной сон, а также полный желудок произвели в мальчике невероятную перемену. Из того, что Себастьян успел выяснить, было понятно, что Том живет на улице уже пару лет. Он редко рассказывал о том, как существовал до встречи с ним.