Тяжелый свет Куртейна. Синий - Макс Фрай

Но сколько ни призывала на свою голову все секреты и радости Этой Стороны, вокруг по-прежнему была до боли, до неуместной сейчас сладкой томительной нежности знакомая улица Пилимо, справа темная часовая мастерская, закрытая на вечный обеденный перерыв, слева через дорогу – Первый полицейский комиссариат и новенькое сетевое кафе, даже с виду паршивое, впереди – корпус крытого рынка, а за углом, на улице Соду, привычно лязгал и звенел, содрогаясь на стыках, приближающийся трамвай.

Трамвай подошел к остановке одновременно с Люси, которая свернула на улицу Садов, сама не зная зачем, просто ради разнообразия: сколько уже можно бестолково слоняться по Пилимо туда-сюда. Она сперва вошла и привычно сунула руку в карман за монеткой, чтобы купить проездной жетон, а уже потом сообразила, что все наконец получилось, и рассмеялась, восхищенно думая: Дуууура! Ну я и дура! Знакомая улица! Часовая мастерская! Кафе паршивое! Трамвай привычно звенит! Опять не заметила момент перехода. Вечно я умудряюсь самое интересное проморгать!

Впрочем, Люси ругала себя просто так, от избытка радости. На самом деле, на то и момент перехода, чтобы его не заметить. Даже смешно такие простые вещи не понимать.

В трамвае Люси совершенно успокоилась, хотя пока не представляла, как будет искать пропажу в большом людном городе, на закате дня, когда на улицы не выходят только ленивые и те, кто в это время работает. Но это на самом деле ерунда, представлять не обязательно, пропажа как-нибудь да найдется сама. Если уж Эта Сторона сейчас приняла Люси, значит, и свою добычу ей отдаст. Она, в отличие от обычной реальности, всегда последовательна в своих поступках, зря не станет дразниться. И вообще ничего не сделает зря.

В самом худшем случае, если до заката ничего не получится, придется обратиться в полицию. Ханна-Лора твердо обещала всегда помогать в подобных делах, потому что, во-первых, заблудившихся жалко. А во-вторых, Незваные Тени, даже беспомощные и безобидные, здесь никому не нужны. Местные их побаиваются, хоть и делают вид, будто просто не любят; если в каком-нибудь дворе такую застукают, детишек потом неделю не выпустят гулять, да и сами лишний раз в ночной магазин выскочить поостерегутся. Вроде, невелика беда, но на общей городской атмосфере это сказывается довольно паршиво. Страх ни одной реальности не на пользу, но для Изнанки, зыбкой и переменчивой, всегда готовой принять новую форму, он губителен втройне.

Алену Люси увидела из окна. Та стояла на остановке, растерянно улыбалась, озираясь по сторонам и крутила в руках большую лиловую монету – не настоящую, шоколадную в цветной блестящей фольге, такие в кондитерских лавках часто детишкам в подарок раздают.

Люси ахнула, вскочила, метнулась в выходу, расталкивая успевших войти в трамвай, наступая на ноги, путано извиняясь, под нестройный многоголосый хор пострадавших от ее бесцеремонности пассажиров: «Да ладно, ничего».

Выскочила, успела. С разбегу крепко обняла Алену, практически ткнулась носом в ее монументальную грудь, выдохнула:

– Еле вас нашла!

– Вы меня искали? – удивилась Алена. – Но зачем? – и внезапно, без перехода разрыдалась, совершенно по-детски, безудержно, взахлеб, от избытка впечатлений, облегчения и отчаяния, о причинах которого вряд ли догадывалась сама.

Люси терпеливо ждала, пока она выплачется, ничего не говорила – что толку, все равно сейчас не услышит. Стояла рядом, ждала. Наконец, когда всхлипы Алены стали потише, сказала:

– Чего мы на улице топчемся? Идемте где-нибудь посидим. Я знаю несколько вполне симпатичных кафе поблизости и одно просто отличное, но немного подальше. Если вы не очень устали, предлагаю дойти до него.

Говорила нарочито небрежно, чтобы Алена даже не заподозрила, что им предстоит великое дело, немыслимый переход с Изнанки города на его лицо или, как говорят здешние жители, с Этой Стороны на Другую Сторону; смешно, конечно, насколько каждый уверен, что настоящая, подлинная реальность – именно та, где он сам живет.

Алена и не заподозрила. Тем более, она вообще пока была не в курсе, что есть какая-то Другая Сторона. Оказаться в иной реальности без теоретической подготовки, довольно хреново, но в каком-то смысле, гораздо проще: пока ум не располагает конкретной информацией, ему нечему сопротивляться, нечего опровергать.

Поэтому Алена кивнула, вытирая слезы. Сказала:

– Извините, сама не знаю, что на меня нашло. Обычно я не реву без повода. Да и с поводом не то чтобы часто. А тут вдруг развезло. Наверное, потому, что выпила сидра, какой-то старичок на площади угостил, такой хороший, сказал, не за все на свете надо платить… Я сдуру вышла из дома без копейки наличных денег, а карты почему-то нигде не берут. А в том кафе, куда мы идем?..

– Да, конечно, берут там карты, – не дослушав, заверила ее Люси. – Все они берут. Давайте пройдем через этот двор: во-первых, там ближе, а во-вторых, говорят, в этом дворе есть камень, на котором однажды сидел Бродский, в тот период, когда гостил в Вильнюсе. Просто так, без задней мысли сидел: у него развязался шнурок. Ну и с тех пор камень, ясное дело, стал заколдованным: кто на нем посидит – непременно напишет хорошее стихотворение, или хотя бы пристойную курсовую, поэтому девчонки-русистки с филфака перед сдачей курсовых там натурально в очереди выстраиваются. Но сейчас уже экзамены заканчиваются, так что вряд ли мы застанем там очередь; с другой стороны, может быть, кто-то как раз подтягивает «хвосты»? Мы в их годы такими суеверными не были, подумаешь, какой-то дурацкий камень, чуть что не так, сразу лезли на холм, где Гедиминово капище, чего мелочиться, пусть теперь сам князь беспокоится о наших зачетах…

Болтала, не умолкая, про студенческие суеверия, Бродского, чудотворную силу виленских камней в целом, растении под названием канна, высаженным под чьим-то окном, близком родственнике имбиря и банана, обитателе Центральной и Южной Америки, смеялась: думали, что приехали на суровый балтийский север? А у нас тут, сами видите, тропики и жара, жара, но ничего, в жару у нас, в балтийских тропиках, пьют эспрессо с ледяной газировкой, обычно с тоником, но там, куда я вас веду, кофе смешивают с розовым лимонадом – неужели не пробовали? Ну ничего, этом мы исправим прямо сейчас, вернее, минут через десять, как только туда доберемся, вы не устали так быстро идти? – тараторила Люси, увлекая свою спутницу на узкую, темную даже в солнечный день улицу Плачойи – внутренне торжествуя: сразу вышли, вот это мы молодцы!

– Давайте пойдем немножко медленней, – смущенно попросила Алена. – Весь день ноги совсем не болели. Я уже отвыкла от такой роскоши – несколько часов кряду без отдыха гулять. А сейчас начинаю чувствовать, что все-таки устала. Но ничего, до кафе дойду.

– А оттуда такси вам вызовем, – подхватила Люси. – Все будет хорошо.

Уже потом, час спустя, после кофе с розовым лимонадом, нескольких глотков коньяка из походной фляжки, еще одного кофе, покрепче, чтобы окончательно прийти в себя, Люсиного непрерывного монолога обо всем на свете и не о чем, «Радио Люси», как смеялся когда-то дедушка Жюль, когда такси было вызвано, и диспетчер пообещал, что машина приедет через три минуты, Алена спросила: «Что мне теперь делать с этим… с этим вот всем, что было?» – и Люси сразу, без колебаний сказала как есть, хотя до сих пор никому из счастливо возвращенных домой с Изнанки никогда ничего подобного не говорила: «Помнить, ничего не бояться, верить себе, быть благодарной, любить и тосковать».