Звезда атамана - Валерий Дмитриевич Поволяев

на макушке. А пропавших, ушедших в подполье большевиков, надо было искать. Но как искать, где?

Помог случай. Через три дня на Надеждинской улице Григорий Иванович увидел знакомого человека. Тот неторопливо двигался по тротуару, щурился от яркого солнца и стряхивал с пиджака шелушинки, сваливающиеся с деревьев. На носу у него поблескивало пенсне с круто изогнутой в виде лиры перекладинкой. Таких пенсне не было ни у кого в Одессе, только у одного человека – доктора Колесникова. А Колесников был связан с большевиками.

Григорий Иванович сидел под платаном за круглым выносным столиком кафе «Жизель». Ему нравилось, как тут готовили кофе: жиглявый грек с большим античным носом добавлял в каждую турку немного соли, придававшую напитку вязкость и усиливавшую вкус, – грек знал, в какой именно момент нужно кинуть соль… Никто не мог точно определить этот миг, хотя пытались многие: стоило затянуть хотя бы на секунду, и кофе получался другим. И недотянутая секунда тоже влияла на вкус напитка. Это было какое-то таинство, не иначе, с которым был знаком только колдун-грек.

Кофе был крепким, после двух чашек в ушах начинал раздаваться сухой электрический звон, Котовский обычно пил три чашки, больше себе не позволял. Увидев Колесникова, Григорий Иванович привстал с плетеного кресла:

– Доктор!

Колесников остановился, внимательно, не произнеся ни слова, оглядел Котовского, потом, подойдя к столу, придвинул к себе свободное кресло. Махнул рукой греку:

– Кофе!

Грек понимающе кивнул. Колесников еще раз оглядел Котовского, потом снял с переносицы пенсне и устало поморгал глазами, словно бы давал гимнастическую нагрузку векам, затем потер пальцами лоб, височные выемки.

– Вы на ногах перенесли «испанку», – неожиданно проговорил он. – Было такое?

– Было, – не стал отрицать Котовский. – Пока бежал из Екатеринослава сюда, ни хлеба у меня не было, ни лекарств.

– Я вас положу к себе в госпиталь, чтобы подлечить немного, – сказал Колесников, замолчал, следя за тем, как между столиками к ним пробирается мальчик, наряженный в шелковую красную рубаху, перепоясанную витым золотистым шнуром. На ладони мальчик держал небольшой поднос с чашкой кофе.

Действовал мальчик ловко, на ходу снял с подноса чашку и беззвучно приземлил ее на столик. Прямо фокусник какой-то.

– Молодец! Настоящий виртуоз, – похвалил его доктор, сунул в руку серебряный гривенник – небольшую монетку, схожую с крохотной луной. – Спасибо! – Проводил мальчика внимательным, все засекающим взглядом.

– Никого из знакомых в Одессе не осталось, – пожаловался Котовский доктору, – куда ни заявлюсь – всюду закрытые двери, а хозяин либо сидит, либо в бегах, либо убит.

– В Одессе сейчас что ни войско, то своя контрразведка. А эти люди ни с кем не считаются, у них свои осведомители. Действуют контрразведчики, в основном, по наводке, – пояснил доктор. – Под гребенку их угодили очень многие.

– Ясно, – наклонив голову, тихо произнес Котовский, щелкнул пальцами, прося еще одну чашку кофе. – Что делать?

– Для начала явиться ко мне в госпиталь, а там посмотрим…

Так и поступили.

Когда Котовский возник в палате с помазком для бритья, золингеновской бритвой, размельченным в пыль мятным мелом – зубным порошком и небольшим походным полотенцем, чтобы можно было промокнуть лицо, то невольно остановился в дверях.

В маленькой, пахнущей известкой палате было две койки, одна, предназначенная для Котовского, была свободна, а на второй… на второй лежал боец его отряда Виктор Гарский. Гарский был совершенно не похож на себя – наголо остриженный, худой, лишившийся коротких щегольских усиков – обрил их, хотя всегда ими щеголял и тем был привлекателен для девчат…

– Виктор!

Гарский на всякий случай приложил к губам палец: здесь, мол, и стены слушают…

За спиной у Котовского возник врач Колесников в докторском, до хруста накрахмаленном белом халате, со стетоскопом, перекинутым через шею. Поправил на переносице пенсне.

– Здесь можете говорить без опаски, – сказал он, – чужого к вам не подселю. Лежать будете вдвоем.

И Гарский, и Колесников были членами партии большевиков. Теперь им сообща предстояло найти ниточку к разгромленной, скорее всего, кем-то выданной контрразведчикам организации.

Через две недели доктор сообщил, что кончик найден и им предстоит встреча с Криворуковым. Криворукова Котовский знал – вместе ходили в атаку на вихляющиеся румынские цепи: те, набравшись крепкого местного самогона, пытались ворваться в Кишинев. Запомнили самонадеянные румыны ту схватку надолго… Вместе с Криворуковым на плотах форсировали и безбрежно разлившийся Днестр… Ныне Криворуков руководил Бессарабским бюро при областкоме партии большевиков.

Когда доктор сказал, что нащупал выход на Криворукова, у Григория Ивановича даже на душе сделалось легче, вот ведь как.

На совещании, которое провели с Криворуковым в саду, изображая из себя сборников «белого налива», решили создать диверсионную группу – слишком уж вольно чувствовали себя в Одессе крикливые румыны со своими хозяевами-немцами, сменившими полевые каски «фельдграу» на невыразительные серые фуражки, англичане, притащившие в Одессу добрую половину королевского флота, деникинцы, начавшие лютовать в городе просто безмерно, – всем им надо было дать по рукам.

Определили основную явку – Криворуков назвал ее базовой, – в табачной лавке на Новом базаре. Вторую явку наметили на Большом Фонтане, в доме, украшенном вывеской «Часовых дел мастер». Вывески, вывески… Одесские вывески – это особая статья украшения улиц, Котовский любил их, неказистых вывесок в городе не было, – яркие, остроумные, притягивающие к себе взгляд, они могли удивить самого искушенного человека.

Недалеко от жестяного щита «Часовых дел мастер», приколоченного к боковине дома, фасад одного из зданий украшала вывеска очень лихая, дразнящая всякий требовательный взор: «Мужский портной, он же и медам». Такая вывеска могла появиться только в Одессе.

А на одной из улиц, кажется Кузнечной, жили трое портных. И все – уважаемые. Так портной, живший в крайнем доме, на своей вывеске начертал синей масляной краской: «Здесь работает лучший портной в Европе». Второй мастер наперстка, почесав ногтем затылок, написал на своей рекламе: «Здесь работает лучший портной в мире». Третьему, естественно, надо было переплюнуть своих соперников. Но как это сделать? И он переплюнул, сочинив на своей вывеске: «А здесь работает лучший портной на этой улице». Соперникам его крыть было нечем.

Запасные явки определили в кабачке «Открытие Дарданелл», в маленькой лавчонке на Ришельевской улице, по соседству с молочной «Неаполь» – оттуда было очень удобно уходить, а в подвале хранился динамит… В лавчонке Котовский обязательно покупал себе сигары. Были и другие явки.

Диверсионный отряд был сколочен быстро – очень уж неприятно было смотреть, как выхаживают по Дерибасовской улице чопорные германские офицеры, похожие на гусаков, и суетятся, зыркают глазами во все стороны проворные румыны, любители толкнуть что-нибудь из-под полы. С румынами ухо надо было держать востро – они умели обобрать и вообще раздеть человека на ходу, большие были специалисты по этой части. Степеннее всех держались австрийцы. И вообще, как выяснил Котовский, воевать им не хотелось