Потоп - Михаил Алексеевич Ланцов

стал вышагивать по помещению.

— Такие листки ныне в каждом городе и селе Гетманщины. — произнес один из его сподручных.

— Кто их раздает?

— Да кто его ведает? — пожал он плечами. — Сейчас то оно уже и не важно.

Гетман хмуро сверкнул глаза, но, поджав губы кивнул. Оно теперь действительно было не важно. Теперь.

В этом нехитром листке царь объявлял Мазепу изменником веры и присяги, а также разбойником и лжецом. Смещал с должности гетмана. И назначал за его голову награду в десять тысяч рублей. Всех же, кто пошел за ним и поддержал, царь объявлял разбойниками, дозволяя любому честному человеку их безнаказанно убивать и грабить, забирая себе их имущество и землю.

Неприятная ситуация.

Крайне неприятная…

— Что делать мыслишь? — спросил другой сподручный. — А то ведь не ровен час какая лихая голова шальных денег возжелает.

— А что тут делать? — хмуро переспросил третий сподручный. — Бить плетью тех, у кого эти мерзопакостные листки найдутся.

— Ты дурак⁈ — рявкнул Иван Мазепа.

— ЧТО⁈

— Ты хочешь, чтобы по наши головы толпой пришли?

— Так я… не конечно…

— А что делать то?

— Ничего. Ждать. И надеяться, что русские завязнут в драке с ляхами да литвинами. А нам на помощь придут османы прежде, чем будет слишком поздно.

— А может… оно того? — с ехидной ухмылкой спросил один из присутствующих.

— Чаво таво?

— Может тоже награду дадим за голову? Петра.

— Прости господи… — перекрестился Мазепа и наотмашь вдарил этому шутнику по лбу кулаком. — Ежели узнаю, что кто такую дурь пустил среди казаков — сам удавлю.

— Да ты чего⁈

— Сейчас за мою голову десять тысяч награда. И вас просто разрешается резать. А коли вы дурь такую учините, что будет? Не поднимет ли Петр за меня награду? Не назначит ли за ваши головы сверх того? Что смотрите? Представили? А ежели даст прощение тем, кто наши головы принесет? Не боитесь, что наши же хлопцы нас и порешат? Голытьбы то на Гетманщине хватает. А запорожцы? О них подумали? Они-то колеблются.

— Так…

— Что «так»⁈ Нам думать надо!

— Так ляхи и османы за нас. Чего тут думать?

Мазепа молча покачал головой и вернулся к себе за стол.

— Что-то не весел ты.

— Дурно начинаем.

— Так-то плюнь. Собака брешет, чего сердится? За нас добре сабель, чтобы всякого охочего отвадить. Даст Бог — совладаем.

— Слышал я, — произнес один из старшин, что за гетманом пошел. — что царь уже на войну выступил. С войском. А ляхи да литвины еще телятся. Скверно это.

— Откуда выступил?

— Мне кум сказал, что сорока на хвосте принесла, будто из Москвы на Смоленск царевы полки пошли.

— Московские полки?

— Ну а какие еще?

— Даст Бог они с ляхами да литвинами друг друга перебьют, — перекрестился Мазепа, глядя на икону в красном уголке.

* * *

— Наталья Алексеевна! — радостно произнес Меншиков, целую ее ручку. — Не описать как я рад, что ты оказала честь моей скромной персоне своим визитом.

— Александр Данилович, о твоих делах уже по всей Европе говорят.

— Что мои дела? Вот твоя красота! Только и слышу пересуды о ней.

— Льстец. — смешливо фыркнула герцогиня Мекленбурга.

— Я если и льщу, то только от чистого сердца.

— О… тебе тоже понравилась эта присказка моего племянника?

— Изящные слова не грех и перенять.

— И то верно. Ну что, показывай, как у тебя тут идут дела. Признаться, я безумно интригована.

— Тебя интересует биржа?

— Господь с тобой! Какая биржа? О твоих игорных домах столько пересудов. Говорят, что нет такой игры, в которую бы тут, в Фердене нельзя было поиграть.

— Льстят, — усмехнулся Меншиков.

— Серьезно?

— Есть много игр, в которые у меня нельзя поиграть. Если игра идет не на деньги, скорее всего, ты ее у меня не найдешь.

— А новый бильярд тоже завел?

— Это какой же?

— Не слышал? Мой племянник придумал новую разновидность этой игры. Довольно занятную. Простую и сложную одновременно. Мы с супругом у себя уже поставили несколько столов.

— И в нее можно играть на деньги?

— Разумеется, — улыбнулась Наталья Алексеевна. — Ты можешь себе представить, чтобы Алексей Петрович занимался чем-то, что не приносит выгоды?

— Сложные вопросы ты задаешь, Наталья Алексеевна. Философские. Боюсь, что я такого даже вообразить не могу. — покивал головой Меншиков. — Помню в какие-то моменты мне казалось, что вот — он стал заниматься чем-то для души. Но чуть погодя вскрывались какие-то прибыли или выгоды этой страсти…

— Заведи этот бильярд у себя непременно.

— Обязательно. Сегодня же напишу ему письмо.

— Какая игра у тебя самая популярная?

— Фараон. Глупая и страшная. В одночасье можно остаться в одних подштанниках, садясь за стол весьма состоятельным человеком.

— Да уж… — покачала она головой. — Тебя девицы не донимают?

— Немного. Но я осторожен.

— Это правильно. — и поманив его поближе, шепнула на ушко, — я слышала очень нехорошие слухи.

— Какие? Не томи.

— Говорят, что тебя хотят женить. — голосом заговорщика произнесла Наталья Алексеевна.

— Это действительно страшное известие, — с трудом сдержав улыбку, ответил шепотом Меншиков. — И кто же?

— Я.

— Кхм… — поперхнулся Александр Данилович. — И кто же невеста?

— Сестра моего мужа — София Луиза Мекленбург-Шверинская, известная как Мекленбургская Венера.

— Ты серьезно?

— Александр Данилович, ты думаешь, что я проделала столь долгий путь, чтобы пошутить?

— Извини. Понимаю. Но и ты меня пойми — это все так неожиданно. К тому же до меня доходили слухи, что к ней собирается свататься наследник престола Пруссии.

— Мало ли что он собирается делать. Я покамест не понесла. И неизвестно — рожу ли.

— Бог даст обойдется.

Она поманила Меншикова пальцем и тот охотно подался вперед.

— Мой муж тяжко болен срамной болезнью[29]. — прошептала она Александру Даниловичу на ушко.

— Вы…

— Да. И я с ним все обговорила. Тебе мой брат доверяет. И упускать Мекленбург из орбиты интересов России он очень не хочет. А как излечить недуг моего супруга никто не ведает. Слишком он был горячим ходоком в юные годы. Вот и расплата. Господь карает за блуд.

— Я слышал, что Алексей Петрович завел себе темнокожих служанок.

— Нашел новость. Это уже вся Европа обсуждает, — смешливо фыркнула Наталья Алексеевна.

— И они… хм…

— Да, он с ними шалит.

— Но зачем? Это же… негритянки.

— Я тоже интересовалась этим вопросом. И поверь — там все не то, чем кажется. Племянник очень озабочен вопросами покушений и своего здоровья. Поэтому и выбрал себе таких необычных девочек для утех.

— Но это же негритянки, — скривился Меншиков, повторяя тезис.

— Алексей не испытывает к ним никакого отвращения. Пообещал им после своей женитьбы дать дворянство и выдать замуж с большим приданным. Так они стараются не за страх, а за совесть… — усмехнулась Наталья Алексеевна.

— Все-таки… это как-то…

— Помяни мои слова — эта история с негритянками еще аукнется.

— Заразится чем-то?

— Да нет. — отмахнулась Наталья Алексеевна. — Девочек осматривают два разных лекаря каждый день. И за ними присматривает Миледи. Так что будь уверен — даже если и захочет какая из них пошалить на стороне — не сможет. Отчего и заразы не будет, и прочих неприятностей. Но они не только для этого.

— Тогда, о чем ты? Не понимаю.

— Да я и сам, признаюсь, не понимаю. Просто чувство у меня есть. Мне кажется, что племянник опять что-то задумал. И ему для этого потребовались эти негритянки.

— Мне кажется, что ты все усложняешь, — покачал головой Меншиков. — Эти негритянки здоровы, их никто не завербовал и вряд ли сможет. Разве этого мало? Хотя я и испытываю к темнокожим отвращение, но если ему нравится, то почему нет?

— Мой племянник как капуста. Пока до кочерыжки доберешься — семь потов сойдет. — усмехнулась герцогиня. — Может ты и прав. Тем более, что этой выходкой он снова заставил говорить о себе всю Европу. Но меня терзают сомнения. Сильные сомнения. Очень уж странной выглядит вся эта история с дворянством и богатым приданным. Они и так бы старались. Но нет, он зачем-то пообещал им это. Зачем?

— Поживем — увидим. — пожал плечами Меншиков. — Сыграть не желаешь?

— Я пока из ума еще не выжила. Нет. Посмотреть, как у тебя тут спускают состояния — пожалуй. Но сама… уволь.

— Кстати, это тоже неплохой вариант. Твой муж может просто проиграть мне свое герцогство.

— Если ты согласишься на брак с Софией, то его унаследуют ваши дети. И ни у кого не будет вопросов. Нет, конечно, родственники мужа будут возмущаться. Но они сидят во Франции и своих сил не имеют… Ну так что,