Помощница капитана - Юлия Ветрова

Называлось оно Дом Памяти и мало походило на все остальные строения, которые ромеи успели увидеть здесь.

Дом Памяти имел форму куба такой высоты, что даже ворота «Башни Небесного Спокойствия», ведущей в императорский дворец, терялись перед ним. К тому времени посланцы уже узнали, что возводить в городе строения выше тех, что находятся в императорском дворце, в Сина запрещено.

Изнутри он представлял собой мавзолейный комплекс площадью в несколько акров, утопавший в зелени туи, ракит и гинкго. Перед фронтоном усыпальницы дорогу путникам пересекало более десятка елей, но что это значит — никто из местных толком объяснить не мог, упоминали только неведомого «Вождя», который правил тринадцать лет. Образ Основателя невольно всплыл у Ксении в голове, однако, кроме как в храмовом комплексе, нигде больше в стране Сина нельзя было услышать о Вожде.

Впрочем, куда больше Ксению потрясло то, что находилось внутри. Всего мавзолей состоял из десяти залов, которые освещали сто ламп в форме соцветий подсолнечника, и эти лампы и были тем, что Ксению больше всего потрясло. Они работали сами по себе, не используя ни электричество, ни газ, и на вопрос «как?» проводник, выделенный им с Орловым для этой прогулки, отвечал лишь: «Волшебство».

Ксения не верила и не собиралась верить ни в какое волшебство. Лампы, как она убеждала Орлова тем же вечером, были остатком цивилизации куда более могущественной, чем та, которую они видели здесь.

Орлов смотрел на неё с улыбкой, и когда Ксения наконец сделала паузу в своей бурной тираде, провёл кончиками пальцев по её виску.

— Капитан? — спросила Ксения, не понимая, согласен тот с ней или нет.

Орлов молча наклонился к ней и втянул в долгий сладкий поцелуй, который заставил Ксению забыть и о лампах, и обо всём остальном.

Всё то время, что они пребывали в Сина, Орлов не прикасался к ней всерьёз — разве что вот так гладил по щеке или виску и целовал, долго и увлечённо, явно наслаждаясь каждым мгновением этого поцелуя. Ксении ждала — замирая от возбуждения и страха перед тем, чего не пробовала ещё никогда. Ей казалось, что Орлов тоже хочет её. Может быть, не так сходит с ума, как сходил она сама, но…

Однако Орлов никаких действий больше не предпринимал. Как будто долгие месяцы полёта и одинокого замкнутого существования в Дасине ничуть не тронули его.

Они, правда, стали бывать вместе гораздо чаще. Собственно, они вообще расставались теперь очень редко, только когда Ксения отпрашивалась пройтись по Дасину — изучение языка, в силу возраста, шло у неё немного легче, чем у капитана, и потому времени было немножко больше.

Несколько дней спустя после прилёта на планету Ксения, с разрешения капитана, продолжавшего целыми днями изучать местный язык, направилась осматривать Дасин.

Простые сины селились в городе За Воротами. Этот район тоже был обнесён высокой стеной с башнями и большими воротами по сторонам. Сины, жившие здесь, выглядели не то чтобы беднее — хотя никакой роскоши, безусловно, здесь было не найти — но как-то суше тех, которых Ксения к тому времени успела повидать. Лица у них были прямоугольные, а глаза усталые, но не столько страдальческие, сколько полные равнодушия — как будто они полностью принимали ту судьбу, которая досталась им. Она не видела ни одной женщины, и это немного её озадачило.

Ксения не была уверена, что таков менталитет этого народа вообще. То, что она видела в Закрытом городе, разительно не походило на происходящее вне его.

Ютились здесь полунищие работники, мастеровые, лавочники, рикши и поденщики. Здесь же обретались и крестьяне, обеспечивавшие Дасин продуктами питания. Их наделы и грядки разместились на краю города За Воротами, а иногда и прямо внутри его.

Ещё одним районом, заинтересовавшим Ксению, стал Люлиань — слобода, где почти что в каждом доме стояли печи для производства глазурной черепицы.

Черепицей этой в Дасине было покрыто всё — пагоды и дворцы, стены и даже рвы были облицованы ей. Керамические фигурки и наличники, обрамлявшие в Дасине едва ли не каждое окно, тоже изготавливались здесь.

Ксению, впрочем, привлекли не эти мастерские, а книжные лавки, которые также во множестве располагались здесь. Тут же продавались простые на первый взгляд предметы, которые Сина тем не менее называли «четырьмя драгоценностями»: кисточки, тушь, тушеницы и бумага. Написание писем и свитков Сина ставили буквально в культ — почти так же, как и церемониал.

Каждая лавка здесь продавала товары одного вида, и на фасаде ее на чёрных лакированных вывесках с огромным умением были выписаны названия: «Ателье зачаровывающей архаики», «Комната изысканной каллиграфии» или «Дом благоухающих цветов».

В этих лавочках можно было встретить поэтов и учёных, которые вели непринуждённые беседы между собой. И хотя Ксения понимала из их слов разве что треть, слушала их едва ли не открыв рот. Эти же прогулки помогали ей и с языком.

Как выяснила Ксения, невзначай подслушав несколько таких разговоров, в Дасине всё-таки говорили о них, и две фракции при дворце даже вели спор — стоит ли принимать новых послов. Кроме того Ксения с разочарованием услышала и ещё одну вещь — в последние месяцы ещё один корабль землян сюда уже прилетал. Что с ним стало — Ксении установить не удалось.

Даже попав на планету, ромеи обнаружили, что жизнь им предстоит вести обособленную. Никто из местных жителей не стремился вступать с ними в контакт — и тем более не шла речь об аудиенции у императора. Общество чуждалось, и лучшие отношения, которых смог добиться Орлов с посредниками Сина, были исключительно служебными.

Их разместили во дворце, двухъярусные золотые крыши которого поддерживали красные деревянные колонны, расписанные многоцветными узорами.

— Это дворец ЮнХэГун, — сказал им сопровождавший их довольно высокий для своего народа Син, — дикари должны испытывать гордость. Сам император жил здесь, прежде чем вступил на престол.

Ксения оглянулась на Орлова. Манеры хозяев начинали раздражать даже её — никогда ещё так часто ей не указывали на то, что она дикарка, и уж тем более она себя таковой не считала.

Однако сам дворец в самом деле поражал.

Во дворе этого просторного комплекса был возведён монастырь местного пророка. Сам по себе монастырь уже являл собой сочетание потрясающих святилищ и павильонов, в которых можно было увидеть немало непревзойденных предметов искусства Сина.

В первый же день сопровождающий повёл ромеев на экскурсию по этому монастырю. Едва пройдя под разноцветной аркой, они ощутили острый запах курящихся благовоний. Запахом этим был наполнен каждый зал, где восседали полнотелые, вырезанные из