Одиночество-12 - Арсен Ревазов

Все б тебе бродить по городам,

лето золотое,

там тебе не вспомнить, не забыть

что не знаешь сам,

все тебе никак не победить,

что-нибудь такое,

м-м-м,

где-то там…

Я прилетел в Рим на час раньше Матвея, поменял доллары на евро, пошел в Irish pub и неожиданно для себя заказал «Гиннесс». Я вообще не очень-то люблю пиво, а уже тем более черный горький «Гиннесс». Я решил, что из-за всех наворотов, которые на меня навалились, в моей психике уже начались какие-то изменения. И почему-то начались со вкуса.

Через положенное время позвонил приземлившийся Матвей, и я сказал ему, как меня найти. Еще через десять минут он входил в бар. Таким Матвея я видел редко. Его глаза светились неземной тоской, а щеки синели от рыжеватой трехдневной щетины. Я понял, что мои пробемы как психические так и метафизические отходят на второй план.

– Что, Мотя, – приветливо сказал ему я. – Прищучила тебя жизнь?

– Да пошло оно все на хер, – сказал Матвей, влезая за мой столик. – Она, конечно, первостатейная сучка. Но ведь и я – мудак.

– Да, на Ивана-Царевича ты не тянешь.[24]Ладно, рассказывай про свою финдиректриссу.

– Что именно?

– Да все равно. Изливай влюбленную душу. Заодно я тебе расскажу про некоторые сложности нашей концессии. Раз уж мы тут вроде как по делу. План принят?

– Принят, – тяжелый вздох. – Ну что? Она очень сексуальна, – (пауза). – Она похожа на мальчика…

– О… но…

– Нет. Внешне – она девочка. Она внутри – мальчик. Любит всякие экстремальные виды спорта – автогонки, парашюты, дельта-планеризм. Умная. Ну естественно, знает про собственный ум и бессовестно им пользуется. По гороскопу – змея. По характеру – змея в квадрате. Расчетливая. Нетерпимая. Очень скрытная. Очень жесткая. Мужиков, как класс, недолюбливает. А тех, кому сама нравится, вообще не считает за людей.

– Боже мой, Матвей! Как давно тебе стали нравится ангелы? По такой нельзя не страдать. А что-нибудь не такое светлое у нее за душой есть? Что-нибудь, знаешь, ну совсем отстойное. Трэш такой жесткий? Может, она землю ест, как Ребека в «100 лет одиночества»? Или детская некрофилия какая-нибудь в анамнезе?

– Любовь – зла.

– Любовь, Мотя, зла, но как известно, не настолько, насколько на это рассчитывает козел. Прости, я тебя перебил. Ты хотел рассказать про нее что-нибудь очень хорошее.

– Хм… Она держит меня за яйца. И она очень сексуальна, я уже сказал. И, конечно, она – надежная. Я имею в виду по работе. Все-таки имеет дело с деньгами.

– ОК. А в чем проблема? Она замужем, я слышал?

– Да нет. Она уже полтора года в разводе. Проблема в том, что она меня не любит.

– Не мог бы ты повторить это?

– Не лю-бит ме-ня.

– Ты хочешь сказать, не дает?

– Дает. Хотя лучше бы не давала. Я же говорю: не любит.

– Матвей! А как ты думаешь, должно выглядеть проявление любви такого человека? Змеи в квадрате? Такие люди на шею не вешаются. И не сюсюкают. И что значит, лучше бы не давала? Она тебя, что, кусает потом?

– Вроде того. Она – не шевелится.

Я еле сдерживался от смеха. Меньше чем 24 часа назад меня хотели убить, меньше 6 часов назад посадить. Она не шевелится!

– Матвей! Так она – англичанка! Я читал книгу одного француза, который был женат на англичанке. Он писал, что англичанки в постели не шевелятся. Их так в панисионе учат. Ladies don't move. Правда книжка старая, а французы – шовинисты…

– Она – не англичанка. Она не дает себя ни обнимать, ни целовать. Руки зажатые, скрещены на груди. Если я пытаюсь поцеловать ее в щеку, слышишь? – в щеку! – она говорит: «нет». Вообще ничего нельзя!

– А что можно?

– Трахать можно.

– Амстердам. Проститутка из квартала красных фонарей. No kisses, no hands. Зачем тогда она вообще дает?

– Вот я и думаю. Говорит, потому что мне это было очень надо. Потому что мы давно знакомы, потому что я не могу без этого… В общем, из уважения.

– Ты заставлял ее считать свой пульс в покое?

Я вспомнил, как именно Матвей заставил меня серьезней относиться к своим любовным историям.

– Да. Подействовало.

– Матвей, но это же абсурд?! Давать может, а целоваться нет? А ты ей говорил, что это непоследовательно? Лечить – так лечить. Стрелять – так стрелять…

– Она объясняет это тем, что механически лечь в постель и раздвинуть ноги она может. По моей просьбе. А вот целоваться и все-такое – нет, потому что она меня не любит и не хочет.

– О, так она у тебя девушка с принципами?

– С заебами.

– Называй это лучше принципами. Ты же ее любишь. У одной моей знакомой – тоже есть принцип. Точнее заеб. Не давать мужикам чаще одного раза. И кстати, серьезные проблемы в личной жизни от этого… Да, сильный характер. Трахать меня – пожалуйста, а все остальное – извини, не могу… Оригинально! То есть она как бы извиняется перед самой собой за то, что вообще тебе дает… Так что это за секс? У меня бы не встало.

– Так и у меня толком не встает. От этого я психую. От психоза еще больше не стоит. Например, если ты договорился с ней заранее о сексе (а по-другому это не бывает), то ты ей говоришь: «Пошли», – она так спокойно говорит: «Пошли», – сама раздевается, ложится и ждет. И смотрит на тебя с видом – «давай делай это, только поскорее, потому что мне сейчас довольно неприятно».

– А ты чего от нее хочешь? Чтоб она шевелилась и целовалась, проявляя так свою любовь?

– Я хочу, чтоб она была. Любовь.

– Понятно. All you need is love. Ты попал… Ладно, поехали в отель. Я подумаю по дороге.

– Пожалуйста. Очень надо. Со стороны виднее. Да и в женщинах ты разбираешься лучше чем я.

– Доктор, вы мне льстите.

– По крайней мере, они на тебя вешаются.

Я поразился неадекватности Матвея. Мы расплатились и пошли на стоянку такси.

– Самая нужная – не вешается. А на остальных мне уже давно плевать, – сказал я через некоторое время.