ОБХСС-82. Финал - Павел Барчук
Шрифт:
Интервал:
Пока пялился бестолково себе под ноги, попытался прикинуть дальнейшее поведение с директором гастронома. Варианта два. Первый — строить из себя придурка и делать вид, будто я вообще не понимаю, о чем речь. Мол, что взять с идиота? Голова отбитая с армейских времен. Иногда плету, что ни попадя. Но здесь история та же. Соколов один хрен в эту чушь не поверит. Зато подозрения насчёт меня станут только сильнее. Он поймёт, что я тупо сдал назад. А для такого поведения должны быть причины.
Второй вариант — сбрехать что-то максимально близкое к правде. Мол, догадался своим гениальным умом, какие именно люди шоркаются по гастроному, и сделал определенные выводы. Опять же, исключительно своим умом. Счел долгом предупредить человека, который так душевно ко мне отнесся.
Вариант, в котором говорю реальную правду, исключается. Вот это однозначно.
— Да в общем это с армии у меня. — Начал я осторожно, подбирая слова, — Внимание обращаю на всякие детали. На те, которые кто-то другой даже не заметит. Я же в учебке в особом месте был. С особыми людьми.
Кстати, практически не соврал. Люди реально были особые. Я бы им всем пожелал по-особому сдохнуть. Те еще сволочи и мудаки.
— Так вот… когда пришли эти ремонтники, обратил внимание на некоторые моменты. Спецовки на них были новые. Прямо с иголочки. Сами понимаете, странно выглядит. У них рабочая форма такая, будто ее впервые одели. Это мне в глаза бросилось. Даже на штанах остались стрелки. Знаете, когда штаны долго лежат сложеные. Ткань заламывается. Ну, ладно, один человек. Подфартило, парню свежую спецовку выделили. А тут — все трое. Потом — руки. Руки у них не рабочие ни хрена. Чистые, аккуратные. Мелочь, вроде, а тоже подозрительно. Дальше — взгляды. Цепкие и холодные. Опять же, у всех троих. Работяги так не смотрят. В общем… Не очень вышел портрет у этих товарищей. Точно не портрет честного рабочего человека. Зачем еще люди подобного склада могли прийти к Вам в кабинет? Тем более, под предлогом замкнувшей проводки. Тем более, когда Вас в этом кабинете не оказалось. Если вспомните, уверен, была какая-то уважительная причина для отъезда. Либо, в принципе, если за Вами следили, то не сложно вычислить, по каким дням и в какое время Вы уезжаете.
— Хм…– Соколов покосился на меня с интересом. — Неплохо. На удивление неплохо. Ты очень сообразительный парень, Стас. Сделал грамотные выводы на основе лишь нескольких мелочей? Молодец.
— Так по-моему все очевидно. Тем более, слухи разные по Москве ходят. Про…– Я замялся, соображая, как лучше сказать это Юрию Константиновичу и не подставить грузчиков, от которых, собственно говоря, слухи и прилетели.
— Про то, что арестовали директора овощебазы? — Соколов кивнул сам себе. — Да, есть такое. И не только его. С «Берёзкой» тоже все сложно сейчас. Вернее, с ее директором. Я понимаю, о чем ты. Можешь не смущаться.
— Вы абсолютно спокойны. Не боитесь? — Я не хотел снова лезть в эту тему, но любопытство взяло верх.
Кроме того, видали мы реальных барыг. И жуликов тоже. Их по специфике работы, само собой, встречал предостаточно. И вот директор гастронома вел себя действительно спокойно. Не нагло, не излишне самоуверенно. Просто спокойно. Как человек, который уверен в чистоте своей совести. Даже завидно стало. Он еще, наверное, и спит по ночам крепким сном.
— Боюсь? — Юрий Константинович остановился, а потом посмотрел прямо на меня. — Я свое уже отбоялся. Ты знаешь, вот на войне было страшно. Честно скажу. Но там еще было понятно, что так правильно. Правильно не давать воли страху. По-другому нельзя. За спиной — дом. Родные. А здесь… Я ведь уже однажды получил срок. Ты знал? В 1950-м году это было. Знаешь, за что? За то, что обсчитывал клиентов. А это было не так.
Юрий Константинович пожал плечами. Потом посмотрел куда-то вдаль, мне через плечо.
— Здесь чего бояться? Я не совершил никакого преступления.
— Думаю ОБХСС так не считает. — Ну, тут, конечно, во мне проснулся мент. Ладно. Признаю. Ляпнул эту фразу не потому что реально записал Соколова в преступники. Больше было интересно, что он ответит.
— Возможно. — Юрий Константинович выглядел очень серьёзным. Такое чувство, что разговаривая со мной, он отвечал на свои личные вопросы. — Но я то знаю правду. Да и потом… Если откровенно… Я ведь понимаю, в чем именно дело. По какой причине моя персона привлекла внимание органов. Леонид Ильич плох. Это не для кого не секрет. А я… Скажем так…Я связан хорошими отношениями с тем человеком, который может помешать другому человеку занять главное место. Это не моя война, Стас. Моя война закончилась. И в ней я себя ничем не замарал. А все остальное, то, что есть сейчас, это — работа. Я просто делаю ее хорошо. Ты же знаешь, в других магазинах не всегда можно найти даже селедку. А в «Елизаровском» она есть всегда. Как и колбаса «Докторская», и многое-многое другое…Наш гастроном стал неофициальной визитной карточкой Москвы, наряду с Кремлем. Да, не побоюсь такого сравнения. К нам непременно заходят приезжие из других городов, иностранцы. Возможно, с точки зрения определённых структур в моих действиях есть преступление. Но ты знаешь… С их точки зрения много чего есть. Вот пример тебе расскажу. Даже три случая. Разных, но одинаковых по сути. А ты рассуди, где истина. В 1970-х годах в Киеве наделал много шума случай с одним гаишником. Он регулярно дежурил на оживленном выезде из города. Такое, как говорят, «рыбное» место. До начальства дошли слухи, что он нечист на руку. Дыма без огня не бывает. Раз говорят, значит, есть повод для разговоров. Сотрудника решили проверить.
Оперативник… в штатском он был, конечно… нарушил правила дорожного движения и предложил «договориться». Милиционер этот возмутился. Мол, как можно. Он, мол, взяток не берет. Ну разве что… Видите, говорит, напротив «стекляшку»? Угостите коньячком, а то день прохладный. Оперативнику делать нечего. Сам предложил. Он на другой итог, конечно, рассчитывал, но просьбу гаишника выполнил. Потом отъехал. А за сотрудником этим продолжили присматривать. Дальнейшее наблюдение показало, что милиционер за смену выпил так около двадцати раз и давно должен был бы валяться на земле, а у него ни в одном глазу! Представляешь? Вот уж чудо-чудное.
В конце концов, выяснилось, что он был в сговоре с парнем из этой «стекляшки». Парень наливал ему из специальной бутылки чай, а деньги за оплаченный, но не выпитый коньяк они делили.
— Умно… — Я покивал Соколову. Про себя, конечно, подумал, знал бы ты, Юрий Константинович, сколь изобретательными станут подобные схемы лет через сорок.
— Да… Теперь, смотри, другой случай. Однажды сотрудники отдела той самой организации, о которой ты говорил, по борьбе с хищениями, задержали женщину, которая купила за рубли чеки магазина «Берёзка» и хотела обменять их на югославские сапоги. Ну, знаешь, может? Для всех женщин это предел мечтаний. Заполучить такую обувку. Но к тому моменту, когда её очередь подошла, нужного размера уже не было. Она купила другой размер. Тот, который имелся в наличие. Понимала, что может его продать людям, которые стоят в конце очереди, и по другой цене, по рыночной. И вот она эти сапоги продала. А тут сыграл закон подлости. Её задержали. В действиях этой женщины, если следовать закону, был состав преступления — скупка с целью наживы. Она сама не отрицала этого. Честно призналась. Мол, да, купила, но потому что не подходили по размеру, решила продать. Состав налицо. А потом знаешь, что произошло? Чем закончилась история?
Соколов снова уставился на меня. Мы дошли до конца улицы, развернулись и теперь топали обратно. Я отрицательно покачал головой. Просто… Ну, что это за состав преступления? Этак у нас весь рынок пересажать можно было бы. Имею в виду, конечно, в моем времени. Хотя, сейчас спекуляция чуть ли не самый страшный грех.
— Она повесилась на колготках. В камере.
Я сбился с шага от неожиданности. Юрий Константинович сделал вид, будто
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!