Уровень. Магия - Вероника Мелан

Он сказал, что ему пора. Пора проводить занятие, и, значит, пора и ей, но все же она попросит об этом одолжении, попросит со всей искренностью и от всего сердца.

Майкл стоял у кострища, смотрел на переливающиеся оранжевым угли, вновь в куртке, собранный, ушедший в свои мысли. Марика накинула лямки рюкзака на плечи, приблизилась и дождалась, пока на нее поднимут глаза. Затем выдохнула и спросила:

— А вы могли бы приходить иногда ко мне?

Темные брови удивленно приподнялись. Она сбивчиво пояснила:

— Приходить, чтобы просто поговорить. Когда… если у вас будет свободное время… Ведь вы всегда знаете, где и кто находится здесь, на Уровне? Я не прошу меня учить или рассказывать, как или куда идти, как проходить испытания. Просто поговорить. Быть может, у меня все-таки получится сделать кофе.

Он молчал. Просто стоял и смотрел на нее, не произнося ни слова.

«Понимаете, одиноко, — хотелось сказать ей, — мне просто иногда одиноко вечерами. А с вами почему-то хорошо, спокойно…»

Она молчала тоже. А потом вытянула вперед руку и раскрыла ладонь.

— Это самое ценное, что я могу предложить вам взамен. Пожалуйста, возьмите.

На ладони, устроившись между линией ума и линией сердца, лежало семечко.

В тот вечер она долго смотрела на звезды.

Любовалась их далеким мерцанием, слушала невидимых в траве сверчков и думала о том, что сейчас, где-то далеко отсюда, у другого костра незнакомые ученики слушают спокойный убаюкивающий голос, рассказывающий о том, как можно по-особенному чувствовать мир. Они, наверное, смотрят в оранжевое от отсветов пламени лицо, пропускают через себя каждое слово, внимают глубине мысли, прислушиваются к новым ощущениям и постигают неведомое ей Знание. Свет поленьев отражает серые глаза, неторопливые выразительные жесты, совершаемые руками, шевелящиеся губы….

Магия вдруг сделалась большой — необъятной, простершейся от края до края ночного неба: где-то там — он, рассказывающий о мире, а где-то в другом месте — она, сидящая перед палаткой и под покрывалом из звезд, слушающая тишину.

Арви улегся рядом, почти у бедра. Впервые так близко, и от этого делалось тепло. Она пока не пыталась гладить его — рано, просто наслаждалась зародившимся робким доверием, ощущала его, опасалась даже смотреть прямо, чтобы не спугнуть.

Когда-нибудь она, возможно, коснется рыжей шерсти. Позже.

Марика достала из рюкзака зеркало, дождалась, пока поверхность прояснится, и без предисловия прошептала:

— Зеркало, он взял семечко. Слышишь? Взял.

И впервые туман на его поверхности сложился не в слова, а в улыбку.

Утро принесло с собой прохладную свежесть, бодрость, трезвость мышления и новые мысли. А может, и старые, лежавшие, как прошлогодние листья на дне ручья, — хлынул звенящий поток, и они всколыхнулись, сорвались с мест и понеслись, закружившись, вниз по течению, наполнили голову забытыми идеями и стремлениями.

«Все-таки не стоит отказываться от денег, — думала Марика, шагая по покрытой хвоей тропе утонувшего в прозрачном утре леса, — не стоит. Да, жадность бы усмирить, поумерить, но отказываться совсем? Нет, глупо».

Майкл, тот самый Майкл, о котором она почему-то полночи думала и никак не могла уснуть, ворочаясь в палатке, пояснил, что предсказанное кристаллами будущее вероятно, но не обязательно. Если провести анализ и работу над ошибками, оно наверняка изменится.

Кем она станет, если откажется от денег? Вернется к разбитому корыту, к знакомой клавиатуре и чужим идеям, которые Железный Альберт решил облачить в очередной идиотский сценарий? Возьмется за старое — опять пахать на дядю, мечтать о большем, негодовать, что снова чего-то не смогла, не добилась? Ну уж нет. Работа над ошибками — да, отказ от материального — нет.

Сытый, но тощий и гибкий сервал трусил позади. Иногда присаживался на землю, чесал за ухом, посматривал по сторонам и вновь принимался догонять шагающую впереди фигуру.

Марика, глядя на него, качала головой — да уж, нашел хозяйку. За чудо-котелком, производящим на свет сырое мясо, он бежит, а не за ней, чего уж врать-то?

Присутствие кота, однако, успокаивало, вносило знакомую стабильность и размеренность в новую, длившуюся уже четвертый день жизнь.

Интересно, далеко ли до пилона? Сколько еще торчать здесь, на Магии?

Свет нового дня без остатка растворил сентиментальность прошлого вечера, вернулся отголосок тоски по Нордейлу: подумаешь, посидела у костра, пообщалась по душам с приятным мужчиной, это ведь не повод, чтобы забывать о том, кто она такая и зачем сюда пришла. Конечно, фонтаны, непонятные знания, таинственность и загадочность местных пейзажей — это хорошо, но це- лью-то являлись не они. Воспоминания о днях, проведенных в красивых местах, останутся сладкими, только если добиться желаемого; в ином случае будут раз за разом примешивать к вину горьковатый привкус сожаления.

А вот если все-таки стать успешной и знаменитой, тогда можно покачивать в пальцах ножку бокала и авторитетно заявлять: «Да, были денечки, славные, ага… у меня тогда (не в пример многим) хватило сил препятствия преодолеть, чем я, да-да, очень горжусь!»

Размеренная ходьба прервалась, когда у края дорожки обнаружился ручеек; Марика присела на корточки, чтобы умыться. Арви пристроился правее и принялся лакать ледяную воду.

— Не простудись, кот. Если уж пить хочешь, могу попросить котелок тебе теплой воды сделать.

Тот и ухом не повел. Напился, приподнял голову, два раза фыркнул, потом чихнул.

— Вот и я о том же.

Выпрямившись, Марика вытерла руки о повязанную вокруг талии толстовку, отряхнула штаны, положила флягу в рюкзак и пробубнила себе под нос:

— Интересно, звонил ли Ричард? Он хоть помнит обо мне?

Вокруг гармоничной тишиной молчал лес, беспечно чирикали птицы.

* * *

— А какие тогда истинные?

Чтобы дорога не утомляла, Марика решила извлечь на свет единственного доступного собеседника и теперь побалтывала им в руке, пуская по тропинке перед собой солнечные зайчики. Поверхность зеркала ловила пробивающиеся сквозь густую зелень лучи и отражала их яркими пятнышками, на хаотичное движение которых с любопытством поглядывал следующий по пятам хвостатый попутчик.

— Так я уже на своем Пути, разве нет? И вообще, разве можно стоять на чужом?

— Погоди, то есть можно стоять не на своем Пути и следовать чужим идеалам, думая, что это твои собственные?