Джек, который построил дом - Елена Катишонок

– М-м-м… Вкуснятина, – Кира стерла наманикюренным пальцем жир с губы. – Ты молоток. А я живу как паразитка: что мать поставит на стол, то и ем.

Она с наслаждением закурила и кивнула на телефон:

– Ну, колись уже, колись. Любовь, что ли? Большое и чистое чувство?

Любка коротко хохотнула, мотнув головой. Вот еще.

…Любовь у нее была раньше, вон Танька в лагере загорает. Из школьного платья выросла, надо новое покупать, а там и зимнее пальто… Сейчас Любке не любовь нужна – семья. Кабы любовь, она телефон бы ему обрывала на работе и дома, дежурила бы под окнами, все стежки-дорожки бы выучила, чтобы «случайно» столкнуться: привет, мол, какая встреча, ты откуда? Мало ли хитростей у нашей сестры…

Любка терпеливо ждала. Позвонит – «приезжай»; не позвонит и не будет больше звонков – ну что ж, Любаня: не на ту лошадь поставила, начнешь по новой. А как, интересно? Не на танцы же идти, куда молодняк набегает или такая шелупонь ошивается… из тех, которые знакомятся на ощупь. А то женатики, самый опасный контингент, с обручальным кольцом в кармане. Чтобы не потерять, упаси бог, английской булавкой подкалывают изнутри. Нет, это не первый бал Наташи Ростовой. Разведенные тоже бывают: осторожные, скучные, в глазах – болото, хоть сразу беги. Опыт у подруг был примерно одинаковый.

– Слушай, а этот твой, – красноречивый взгляд на телефон, – он, часом, не женат? Вы же вместе никуда не ходите, в компаниях не бываете… Ты его мамане показывала?

Любка кивнула, но про «еврея» не сказала. Что не женат, была уверена – не было в Яне трусливой затравленности женатиков, те вечно боятся встретить кого-то из родственников или знакомых; такой звонит в дверь, а сам оглядывается. И что значит «никуда не ходите», когда ходить-то, он и так лекции пропускает в университете. Телефоны дал, звони сколько влезет. Ну позвонит она, и что? Начнет рассказывать про какую-то машину, про карты с дырками… да ой, больно надо. И так поесть не успевает, все курит, а жратва на тарелке стынет. Мужика надо накормить и выслушать, и непонятно, что трудней, с пустыми-то магазинами. А слушать – это как с добрым утром, ведь слышать-то не обязательно, иногда такую хрень несут…

Она часто прислушивалась к разговорам в компаниях – сейчас ребята приходят с женами, те дуются, смотрят волком, не очень перехихикнешься; кто-то совсем исчез – на Новый год пустовато было. Любка открыла для себя, что любую беседу можно поддерживать ничего не значащими словами-пустышками: как все это сложно, вы очень интересно рассказываете, в этом что-то есть. Думать можно о Танькиных двойках, о сволочной зарплате в восемьдесят рэ (спасибо, налог за бездетность не снимают), об окнах, из которых дует… Иногда вскинуть доверчивый взгляд на собеседника: правда?..

Яну не понадобились пустышки и магические заклинания. Как-то Любка вставила свое «в этом что-то есть» – и пожалела, встретив его внимательный взгляд. Он замолчал, потом бросил с досадой: «Не сотрясай воздух, ерунду порешь». Она не обиделась – и правда ведь ерунду. Поэтому Любка не спешила знакомить его ни с кем и сама знакомиться побаивалась: если друзья похожи на него, о чем с ними говорить-то?..

Одного Янчик неожиданно привел. Позвонил: «Слушай, мы тут с Владимир Петровичем в твоем районе… Можно зайти на минуточку?» Зашли. Владимир Петрович извинялся так долго, что Любка заподозрила: ох, затянется минуточка; кинулась на кухню. Пока ставила чайник и шуровала в холодильнике, послышался звук спускаемой воды. Что ж, дело житейское.

Пока пили чай на кухне, Любка рассмотрела гостя и подивилась его неухоженности. Занюханный какой-то был Владимир Петрович, зато портфель, как у министра. Не то чтобы Любке случалось привечать министров у себя на кухне, но в такой портфель, наверное, кладут… диссертацию, что ли? Гость открыл его и достал вовсе не диссертацию, а шоколадку: «Дочке вашей», – и встал, поблагодарив за чай. Потоптались пару минут в прихожей и слиняли.

Запомнился другой случай, это весной было, когда Ян собирался зайти вечером. Она Таньку к матери загнала, оладий нажарила, волосы полчаса укладывала… Позвонил: «Извини, сегодня не получится». Любку точно бес подпихнул: чуть трубку не грохнула в сердцах. Ян объяснил: «Саня приехал. У него сегодня день рождения, меня ждут».

И все. Его там ждут, это же Саня приехал. Которого она в глаза не видела, да, кажется, и не светило, коли Ян не посчитал нужным пригласить ее. Там небось все свои, толкнулась злая мысль, евреи. У Любки хватило ума не спрашивать, как отметили день рождения Сани, чтоб ему провалиться. Загрузила себя по завязочку: помыла окна, выстирала не только занавески, но и шторы. Перегладила кипу белья и начала прикидывать, не закатить ли ремонт – косметический, конечно. В эти раздумья врезался телефонный звонок, и ремонт отодвинулся. Зато она выучила полезное правило: не возникай, Любаша, целее будешь.

А в голове непрерывно крутилось: еще пять-шесть лет – и Танька будет на танцы бегать, и… что мне тогда, в клуб «Для тех, кому за тридцать»? Листья клена падают с ясеня…

13

Знай Ада, что сын проводит вечера не только на работе и в университете, но встречается с Любкой, то есть вертихвосткой, как бы ни звали ее: Аксиньей, Эсмеральдой или даже окажись она Адиной тезкой, – знай она, не укладывала бы чемодан с легким сердцем. Однако именно этим Ада занималась ясным и на диво теплым сентябрьским утром. Она представляла себе, как очень скоро здесь станет серо и неуютно, по утрам зябко будет вылезать из постели, в то время как она будет наслаждаться бархатным сезоном, и не где-нибудь, а на берегу Черного моря, в Геленджике (взять купальное полотенце). Шальная путевка предназначалась для главного бухгалтера, но вместо того чтобы собирать чемодан, главбух сидела в больнице – муж слег с инфарктом, и путевка оказалась горящей. Тьфу-тьфу, пусть бухгалтершин муж поправится, инфаркт ему вылечат (и шляпу белую найти, не в панамке же сидеть на пляже), а путевка досталась Аде, не мечтавшей об отпуске в сентябре. Босоножки старые… в туфлях ехать, что ли?

Все звучало маняще, ласкало слух: название пансионата «Лазурный берег», диковатое нерусское слово «Геленджик»; «бархатный сезон». Ада мысленно видела яркую синеву, золотой пляж и беззаботных отпускников. Экскурсии, наверное, будут очень познавательные. Когда Яков едет в отпуск, он возвращается загорелый, поджарый, глаза туманные; потом телефон трещит – его пассии звонят. Брать халат или нет? Очень уж обтерханный, к тому же фланелевый, это для дома хорошо, а в отпуск? Если бы у нее было такое шелковое кимоно, как у жены Павла Андреевича, не стыдно было бы на люди показаться. Завивку надо сделать, а в парикмахерской очередь. Если ехать как есть, подумают: распустеха приехала. Бигуди, что ли, взять? А парикмахерскую найду в Геленджике: на курорт еду, во всесоюзную здравницу. Где купальное полотенце?..

Полотенце лежало в стопке чистого белья, но, развернув его, Ада только ахнула: застиранное, нитки торчат. Обойдусь – или там куплю. Бусы взять янтарные, они ей очень к лицу. Не то чтобы Ада собиралась каждый день щеголять в бусах, но надо считаться с культурными мероприятиями. Нейлоновую блузку. А где билет?! Нашелся билет и был немедленно переложен в сумочку, рядом с путевкой.