Революционная Россия и военный вопрос: от Севастополя до Цусимы - Игорь Николаевич Гребенкин

положений партии того времени (1898 г.) указывалось: «Ввиду целесообразности затраты сил необходимо пока отказаться от деятельности среди войска»[500]. В то же время, учитывая задачу «распространения во всех слоях населения идеи политической свободы»[501], социалисты-революционеры в теоретических трудах и агитационных материалах нередко поднимали проблемы армии и революции. С одной стороны, царская армия являлась главным инструментом защиты самодержавия от любых внутренних возмущений[502], поэтому с целью сопротивления полицейскому и военному подавлению партия планировала создание боевых дружин[503]. С другой стороны, проводя революционную агитацию в войсках можно было не допустить превращения

Виктор Михайлович Чернов

военных в послушное орудие властей. На это была нацелена пропагандистская работа эсеров: «Направьте штыки и ружья не в ваших отцов и братьев, а в ваших начальников, когда они прикажут вам брать на душу злое дело и стрелять в народ!»[504]. Значение ее понимали идеологи партии: «Ввиду важной роли войск при участившихся случаях стачек и аграрных бунтов мы, в числе прочих приемов подготовления революции, стоим за почти забытую теперь пропаганду и агитацию в армии, даже лучшие элементы которой, как мы могли убедиться в последнее время, оставлены в стороне современными пропагандистами»[505].

Уже на первом съезде партии социалистов-революционеров ставилась задача обратить особое внимание на агитационную и организационную работу среди войск[506]. Резолюция второго эсеровского съезда также гласила: «Партия должна немедленно выступить за самые наболевшие нужды страны и, прежде всего, масс рабочих, крестьянских и солдатских», «призвать народ и армию к активной поддержке»[507]. Заветным желанием революционеров В.М. Чернов называл привлечение войска на сторону восставшего народа[508].

Вопрос об отношении к армии в связи с нарастанием революционной активности обсуждался в партийной печати. Накануне событий 1905 г. на страницах главного печатного органа ПСР газеты «Революционная Россия» отмечалось, что в кругах радикалов преобладает мнение, что в современных условиях прямое вооруженное выступление против царизма, скорее всего, обречено на поражение: «Народу теперь гораздо труднее вооружиться, а правительство сильнее, чем когда-либо: чудеса военной техники делают стальное чудовище милитаризма непобедимым в открытой борьбе»[509]. Однако это не означает, что вооруженное восстание исчерпало себя как метод революционной борьбы. Противникам самодержавия необходимо привлечь на свою сторону как можно большее число военных, «обратить силу армии на службу революции». «Оппозиционных настроений» от российского войска «можно ожидать теперь с еще большим основанием, чем каких-либо сто или пятьдесят лет тому назад» в силу возросшего уровня грамотности среди солдат, а также нарастания социально-политических противоречий в стране. Способствовать росту протестных настроений в армейской среде должна «прямая пропаганда среди солдат, приспособленная к их психологии, образу жизни, непосредственным страданиям». Революционно настроенные солдаты и офицеры должны войти в состав боевых дружин и помогать своими знаниями и навыками в подготовке массового движения против самодержавия. Без союзников среди военных нельзя было добиться «дезорганизации правительственного механизма», в частности нарушения «путей подвоза войск, уничтожения пороховых складов». Все эти доводы должны были свидетельствовать о неизбежности применения вооруженной силы как средства революционной борьбы и значения армии и военных для достижения успеха[510].

Таким образом, выступая за объединение народных масс и военных в освободительном движении, социалисты-революционеры восприняли многие установки основоположников революционного народничества по военному вопросу. В то же время, следуя идее организации «разностороннего движения», «широкого и непобедимого синтеза»[511], на новом этапе борьбы эсеры не ограничивались созданием конспиративных ячеек в армии (по подобию военно-революционной организации «Народной воли») и стремились использовать военных в разных формах и направлениях противоправительственной деятельности. Это качественно отличало их работу от усилий предыдущих поколений революционеров, которые рассматривали военные группы, преимущественно офицерские, как своих агентов в армии на случай всенародного выступления.

Деятель политического сыска А.И. Спиридович отмечал, что уже с 1902 г. эсеры приступают к пропаганде среди солдат, имея целью «расшатать, дезорганизовать, парализовать значение армии как средства порабощения населения»[512]. Важнейшими направлениями агитации являлись разъяснение отсталости самодержавного строя, преступной роли царя как первого помещика и врага трудящихся, воспитание у солдат готовности выступить в поддержку «всеобщего восстания за настоящую волю»[513]. В партийных прокламациях, адресованных солдатам, раскрывались тезисы по военному вопросу, общие для всего революционного движения, а именно классовая сущность царской армии и основных ее функций по обеспечению экспансионистской внешней политики и подавлению народных выступлений: «Солдаты помогают богачам, господам тешиться над трудящимся народом». Утверждалось, что правящие круги намеренно изолируют армию от общественной жизни, превращая военных в «самых послушных, безответных рабов», готовых исполнять преступные приказы[514]. Революционеры имели в виду то, что нижних чинов армии и флота со всем трудящимся населением объединяло социально-классовое родство и общность целей в борьбе за права и экономическую свободу. Поэтому в пропагандистских материалах акцент делался на тяжелые условия солдатского быта, случаи произвола армейского начальства. Императорская армия рассматривалась как устаревший социальный институт, основанный на тотальном повиновении нижних чинов командирам, служащий для подавления народных протестов: «Армия с казарменной дисциплиной - опора старого строя эксплуататоров и грабителей народа»[515].

Новым явлением для российского революционного движения стало вовлечение военных в террористическую деятельность. Если офицеры-народовольцы тщательно конспирировались и не были задействованы в покушениях на государственных деятелей, то сподвижники эсеров в рядах армии входили в составы террористических групп. Так, в частности, на совещании представителей военных организаций партии была принята «резолюция о терроре», признающая «применение террора в пределах армии против наиболее ярких и вредных представителей самодержавного режима, своей преступной деятельностью парализующих успех революционного дела в войсках»[516].

Идеологи движения приходили к закономерному выводу, что революционное переустройство общества приведет к пересозданию вооруженных сил на новых началах. Поэтому проблема обновления военной системы России присутствовала во множестве партийных документов. Среди наиболее существенных политических требований эсеров был пункт о «замене постоянной армии народной милицией»[517], что прямо отвечало представлениям предыдущего поколения революционеров-народников. В «Манифесте партии» одной из первоочередных политических задач являлось сокращение срока военной службы. При наиболее же благоприятных условиях международных отношений постоянная армия подлежала замене «народным ополчением, созываемым в случае крайней необходимости»[518]. В.М. Чернов называл «уничтожение милитаризма, агрессивной политики» важнейшими задачами по «достижению полной демократии»[519].

В первые годы XX в., благодаря усилиям партийных пропагандистов и организаторов, эсерам удалось «зацепиться» в военной среде. Эсеровские ячейки возникли в воинских гарнизонах, расположенных в центре