Абсолютное правило - Александр Матюхин

— Ничего больше нервного расстройства, вызванного постоянным напряжением. Даже не истерика, — пожал плечами Вася. — В тот момент, когда ты вышел покурить, ты уже четко знал, что будешь делать дальше. При истерике трезво не рассуждают, там повинуются скорее голосу слепых чувств. Да и любой нормальный человек не выдержал бы одного только вида разорванного на части оборотня. Он и самого оборотня не вынес бы: свихнулся к чертовой матери.

— С чего бы это? Сейчас столько всего показывают по телевизорам: аэрокатеры разбиваются чуть ли не через день, террористы-бионаркоманы, убийства в этой вашей виртуальной реальности. Чему же удивляться?

— Ты глуп, Виталик, — мягко сказал Вася, нагнувшись, чтобы выудить из-под стола еще пару бутылок пива. — Тот, тринадцатый по счету, которому удалось выбраться из города, погиб именно из-за того, что увидел Исправителя.

— То есть?

— Исправитель возник в нескольких метрах перед ним. Выскочил из-за угла здания в обличие волка. Потом превратился в человека. Но этого хватило, чтобы тринадцатый застыл как вкопанный. Его до ужаса поразило то, что перед ним волк стал человеком. Он так испугался, что не смог сдвинуться с места. Его так и убили, прострелив грудь. Ты, Виталик, не видел его глаз, его выражения лица, его позу. Он был не просто испуган, он был шокирован. Ну, а ты? Ты спокойно созерцаешь превращение псов, а потом никак не реагируешь на смерть двоих Исправителей, которых прямо перед тобой попросту разорвало на куски. Нет, Виталик, можешь обманывать кого-нибудь другого, но я ни за что не поверю, что ты обычный человек. Ты им просто не можешь быть.

— Чушь, — только и смог сказать я. А что еще добавить?

Я не знал. Я был уверен, что являюсь настоящим человеком, но прав ли я сам? Кто объяснит мне, почему я так странно реагирую на все, что происходит вокруг? Кто, в конце концов, объяснит это Васе? И что он задумал?

— Только не говори, что ты высказал мне свои подозрения из чистого любопытства. — Я откинулся на спинку стула, не обращая внимания на резкую боль в позвоночнике. — А мне нечего говорить. Я считаю себя вполне нормальным и самым что ни на есть обычным человеком. По крайней мере, не таким как вы.

— Да, это любопытно, — спокойно сказал Вася. Евгений Валерьевич и Сом молча пили пиво, слушая

нас. Интересно, а что думают они? Что перед ними сидит третья сила, которую изобрели Создатели для большего интереса Игры?

— Мне просто интересно, кто ты такой. Вот уже третий день думаю и все никак не могу взять в толк. Что нам с тобой делать? Просто отпустить на все четыре стороны? Но, может, мы тогда упустим что-то важное и только потом поймем свою ошибку? А может, наоборот, ты окажешься нашей общей погибелью? Предателем? Бомбой замедленного действия, сам того не подозревая?

— Да ты что такое говоришь! — вдруг воскликнул Евгений Валерьевич. — Черт возьми, Вася, да Виталик там, в метро, дрался за нас с тобой. Он двоих сумеречных убил!

— Он врет. Не двух, а одного, — перебил его Вася, — J того, который напал на меня. Первого не было.

— Как это не было? — удивился я. — А кого же я тогда подпалил электродубинкой? Фантома?

— Возможно. Но не сумеречного. Вероника говорит, что убила двоих, а ей нет причин врать. Она вообще никогда не врет… Женя, ты скольких?

— Двоих, — пробормотал Евгений Валерьевич, — точно двоих, я никак не могу ошибаться.

— Итого — четыре. Плюс еще двоих я. Шесть. Если Виталик убил двоих, то несостыковочка получается. По правилам, сумеречных должно было быть семь, а у нас в расчете — восемь. Нарушить правила они не могли, потому что тогда появились бы Исправители. Значит, Виталик, извини, но один твой труп просто не может быть реальным.

— А каким же он тогда может быть? — Я неожиданно разозлился. — Что я, зря по этому метро носился, с тварями-оборотнями дрался, чтобы меня потом еще и вруном обзывали?! Он реальным был, реальнее некуда. И я спалил его! Что, никто не проверял подземку после того, как мы вышли из нее? Узнайте, сколько там трупов осталось! Ведь можно как-то узнать?

— После перестрелки метро закрыли и сумеречные самостоятельно убрали убитых. — Вася посмотрел на меня так, словно я был пациентом психиатрической лечебницы, а он врачом. — Виталик, причин нарушать правила у сумеречных нет. Они тоже хотят жить, как и мы.

— Но они нарушили! Или врет кто-то из вас! Я убил двоих, я точно знаю! — И тут я замер с открытым ртом. Еще одно воспоминание совсем неожиданно влетело в голову. — Подождите… если мы все убили восьмерых, то кто тогда еще стрелял, когда мы поднимались на поверхность? Ведь больше быть никого не могло!

Вася и Евгений Валерьевич переглянулись. Удивленно, словно им самим моя идея до сих пор не приходила в голову.

— Правда, — сказал Евгений Валерьевич, опуская стакан на стол. — Черт возьми, Вася, вот уж точно несостыковочка. Там же было еще двое сумеречных.

— Всего, значит, десять, — растерянно пробормотал Вася. — Почему?

Что-то, видимо, не укладывалось в его голове. Не мог понять Вася, живущий уже сто лет, что сумеречные все же нарушили правила. Непонятно, правда, пока, для чего, но факт оставался фактом. Похоже, это дошло и до Сома, и до Евгения Валерьевича. Вася же старался отрицать, потому что сам образ его мышления не мог предположить, что такое возможно.

— Не может такого быть, — он отрицательно покачал головой и вновь придал своему лицу равнодушное выражение. — Для сумеречных это же верная смерть. Стоило им так сделать, и они бы поплатились. Пришли бы Исправители и попросту не дали бы им совершить подобного.

— Но сумеречных все же было десять, — сказал Евгений Валерьевич, — и, судя по всему, Виталик не врет, говоря, что убил двоих. Никто из нас не врет.

— Кроме сумеречных, — добавил Сом. — Что-то они затевают, поверьте мне.

— Вполне возможно, что в этом замешан и Виталик. — Вася встал, положив руку мне на плечо. — Ты все равно рано или поздно сознаешься, кто есть на самом деле. Только смотри, чтобы это было не слишком поздно.

— Не понимаю, откуда ты выкопал свои нелепые предположения, — проворчал я. Как надоело убеждать его, что он не прав!

Но Вася уже не слышал. Подхватив со стола бутылку пива, он вышел из комнаты.

— Я тебе верю, — сказал Евгений Валерьевич, — ты отличный парень. Если бы я знал тебя в начале века, то не задумываясь бы принял в Игру.

— Я бы не пошел. К чему мне такая ошалелая жизнь. Мы молча допили пиво, и Евгений Валерьевич ушел, сказав, что ему еще надо провернуть кое-какие дела Краевском. Сом остался еще ненадолго, расспрашивая меня о моей жизни. А что ему говорить? О том, как я ушёл из дома в шестнадцать лет после того, как пьяный отчим выбил мне передние зубы о дверцу шкафа? Или о том как я, повстречав Генку после окончания университета решил, что гораздо легче заработать на жизнь воровством, чем обыденной работой? Это не Игра, это самая настоящая жизнь, и я тоже всегда знал, что могу умереть в любой момент. Безо всяких там правил. И что точно не проживу сто лет.