Медная чайка - Екатерина Соболь

– Значит, хорошо, что вы впервые увидели наше жилище ночью, а то мы произвели бы невыгодное впечатление.

Гвен моргнула. Он пошутил или нет? Чтобы не стоять с глупым видом, обдумывая это, она быстро усадила Ульвина обратно себе на плечо и пошла на второй этаж.

– А где найти Славу с едой? – сказала она, чувствуя тяжелый взгляд в спину.

– Вторая дверь слева, – негромко пояснил Рюрик ей вслед. – Доброй ночи.

И тогда Гвен поняла, что казалось ей таким странным в его манере разговора, поняла так четко и внезапно, что чуть не споткнулась на темной лестнице. Все слова, которые были запрещены во времена Ястребов: «добрый», «анима», «золотой», – он произносил с еле различимым металлическим призвуком, через силу, будто заставлял себя их произносить.

А вдруг он правда Ястреб и тут происходит что-то ужасное? Вдруг эти жуткие, до смерти надоевшие птицы по-прежнему ими всеми управляют, просто не так явно, как раньше? Вдруг на третьем уровне Рюрик прячет от простых людей что-то очень ценное?

– Он плохой, – будто в подтверждение ее мыслей прошептал одеревеневший от страха Ульвин. – От него исходит холод, я чувствую. Кто-то говорил мне что-то о Ястребе и месте силы пару недель назад, но я спал и не очень расслышал.

– Я все выясню, – еле слышно сказала Гвен. – И если он что-то задумал, я его разоблачу.

– Мы выясним, – важно отозвался Ульвин и сильнее сжал лапами ее плечо. – Кажется, мы очень хорошая команда. Ты уже немножко любишь меня снова?

– Кажется, да, – сказала Гвен.

Золотым волшебникам врать запрещено, но она, похоже, и правда уже не была одним из них. Вся ее анима хранилась в чайке, а те крохи, что остались, спокойно выдержали обман. Они совершенно не помнили, как ощущается любовь, но вспомнили кое-что другое: расстраивать маленьких и глупых – плохо, и делать так нельзя.

Ответом на негромкий стук во вторую дверь слева было низкое сонное ворчание, как будто разбудили большую собаку.

– Чего надо? – хрипло спросил голос, по которому Гвен сразу узнала крепыша, управлявшего очередью.

– Кхм, – сказала Гвен и во избежание лишних вопросов сунула Ульвина за пазуху. – Я уборщица. Рюрик дал мне работу и велел тебе меня покормить.

Дверь тут же распахнулась.

– Врешь, – изумился крепыш, у которого теперь появилось имя: Слава.

– Не-а, – спокойно ответила Гвен. – Не веришь, у него спроси.

Слава подозрительно оглядел ее с головы до ног. Похоже, красивая одежда произвела на него впечатление, потому что следующую фразу он произнес уже более дружелюбно:

– Ладно. Я иногда вообще не понимаю, о чем он думает. Идем.

Он выскользнул за дверь и повел Гвен в ту самую кладовку, через которую она сюда проникла. Гвен мысленно похвалила себя за то, что, уходя оттуда, догадалась прикрыть ставни.

– Еду мы бережем, – строго пояснил Слава и, покопавшись в кладовой, вручил Гвен три сухаря и полоску вяленого мяса.

– А с мышами как боретесь? – спросила Гвен, сунув еду в узел.

– Никак. Я их боюсь, – простодушно ответил Слава.

– Я решу вопрос, – ответила Гвен, и он взглянул на нее внимательнее.

– Ла-а-адно. А корову доить умеешь? Ее я тоже боюсь. Немного. Слегка.

– У вас и корова есть?! – не поверила Гвен. – Где вы ее держите? Ей хлев нужен, а я что-то снаружи таких построек не видела.

– Ты удивишься, – гордо ответил Слава. – Этот терем куда вместительнее, чем кажется. Вот, смотри. – Он крепко прикрыл за собой дверь кладовки и повел Гвен за собой. – На самом деле тронный зал не весь первый этаж занимает. Открываю вот эту дверь и…

Он торжественно распахнул одну из дверей посреди коридора. За ней, как ни странно, обнаружилась не комната, а еще одна лестница, ведущая наверх и вниз, прямо как та, первая. Слава решительно повел Гвен вниз: там оказался склад сена и какого-то неопознанного хлама, а дальше, за перегородкой, и правда тяжело переступали копытами две коровы. Гвен изумленно уставилась на них.

– Подарок нам от местных к основанию города, – объяснил Слава.

Он, кажется, любил командовать и объяснять, Гвен вспомнила, с каким упоением он выкрикивал «Следующий!» и приводил в порядок хаотично расползающуюся очередь.

– Кому это «нам»? – спросила Гвен, стараясь не очень явно показывать любопытство. – Я думала, тут все этому Рюрику принадлежит, а ты на него работаешь.

Слава глянул на нее так, будто она сморозила ужасную глупость.

– Тут все общее, – важно сказал он. – Рюрик сказал, что он тут ненадолго, он нам просто помогает. И еще сказал, что верит в нас, даже в меня. Я буду всеми управлять, когда он домой вернется.

Гвен подняла брови.

– Домой – это куда?

Щеки у Славы вспыхнули – сообразил-таки, что выбалтывать все незнакомцам не очень мудро.

– Это он молодец, что нанял тебя, я корову боюсь доить, – пробормотал Слава. – А убираться мне некогда. Значит, так: ложись спать, тут соломы полно. А завтра утром подои коров, взбей масло, у меня так мама делала, нам вот тут подарили какие-то инструменты. Сюда мы складывали грязную одежду, ее надо постирать. Метла тут тоже есть. И еще разберись с мышами. И посуду вымой. – Он вздохнул. – Он это все мне велел, но я воин, а не уборщица. Серьезно, я был могучим игроком, дрался и оскорблял так, что все завидовали! И что мне теперь с этими умениями делать?

– А на третьем уровне мне тоже убирать? – прервала Гвен его излияния.

Слава тут же надулся.

– Туда никому не положено, – буркнул он. – Даже мне. Ладно, спи. Мне пора, завтра полно работы: думаешь, легко всеми командовать? – Он уже развернулся, чтобы уйти, но остановился, бросив непонятный взгляд на стриженую голову Гвен. – Ты тоже оттуда, да? Скажи, а ты тоже по драке скучаешь? Так сильно, что аж руки чешутся?

Гвен поколебалась пару секунд. Можно было честно ответить «нет» и этим ограничиться, но момент был важный. Надо сказать ему что-то, что он хочет услышать. Это была выгодная дружба, и Гвен не собиралась ее упускать. Каждому что-то нужно, и ее задача – понять что.

– Я рада, что мы уже не там, – уклончиво ответила она. – Но я понимаю, о чем ты. Те, кто там не был, никогда не поймут, каково быть нами. Местные, например, те, что под куполом просидели.

– Никогда не поймут, – завороженно выдохнул Слава и с симпатией взглянул на нее. – Я Вячеслав, кстати. Слава. Двадцатка в игровой таблице.