Темные кадры - Пьер Леметр

Было около четверти первого.

Камински объяснял мне, как коммандос будут передвигаться по помещению, чтобы держать ситуацию под постоянным контролем. Он занял место заложника, сел на пол, прислонившись спиной к стене и подогнув ноги.

Я стоял у входа в комнату с маленьким автоматом через плечо, который нацеливал на него, когда дверь распахнулась и зашла Николь.

Интересная получилась сцена.

Если бы я в этот момент трахал соседку, все было бы смешно и очень просто. Но тут… То, что обнаружила Николь, было более чем реалистично: оружие, которое принес Камински, чудовищно давило самим своим наличием. Это тренировка. Человек, который сидел на полу, обхватив руками колени, и бесстрастно ее разглядывал, был профессионалом.

Николь не произнесла ни звука. От потрясения у нее перехватило дыхание. Я же раньше убеждал ее, что это простая формальность. Перед ней открылась вся степень моего двуличия. Ее глаза остановились на оружии, которое я держал, скользнули по комнате, по сдвинутой в угол мебели. Это такой крах, что ни она, ни я не находим слов.

В любом случае моя ложь вопиет так громко, что больше никто меня не слышит. Николь качает головой в знак отрицания.

И молча выходит.

Камински повел себя очень любезно. Он даже расщедрился на пару слов. Я разогрел готовое блюдо в микроволновке, и мы наскоро перекусили. У меня мелькнула мысль, что ситуация просто гротескная. Николь практически никогда не приходит домой, чтобы пообедать со мной. Если ей это удается пару раз в год, то это уже предел мечтаний. И она всегда предупреждает меня, чтобы я точно был дома. И надо же, чтобы такое случилось именно сегодня! Весь мир ополчился на меня. Камински с улыбкой замечает, что как раз в таких ситуациях проявляются закаленные души.

После обеда атмосфера сгущается, и мне приходится собрать все силы, чтобы снова приняться за работу. Образ Николь на пороге двери, ее взгляд – все это не дает мне покоя.

Камински симпатичный малый. Он не жалеет сил и рассказывает мне истории из жизни, чтобы я имел представление обо всех возможных вариантах. Он более чем сдержан во всем, что касается его собственной жизни, но слово за слово, и у меня начинает понемногу складываться общая картина его биографии. До поступления в полицию он занимался клинической психологией. Потом стал переговорщиком в Raid, думаю, в тот период он еще не кололся или просто никто не замечал.

По мере того как тянулся день, Камински становился все более и более нервным. Ломка. Время от времени, под предлогом выкурить сигаретку, он выходил подзарядить батареи. Исчезал на несколько минут и возвращался умиротворенный, с блестящими глазами. Интересно, на чем он сидит? Лично меня его привычки не волнуют, а вот то, что он отвлекается, раздражает ужасно. В конце концов я сказал:

– Вы думаете, я идиот?

– А пошли вы!

Он в ярости. Готов вскочить. Я на секунду заколебался, но продолжил:

– Я знал, что вы колетесь с утра до вечера, но вы меня не предупредили, что за эту цену я получу человеческое отребье!

– А что это меняет?

– Все. Вы полагаете, что стоите тех денег, которые я на вас перевожу?

– Это уж вам судить.

– Так вот, на мой взгляд – нет. Та женщина, которую вы убили, она выбросилась в окно, пока вы отходили за грузовик уколоться…

– И что?

– …и это была не первая ваша оплошность с тяжелыми последствиями! Я прав?

– Не ваше дело!

– В полиции не то что в частной лавочке. После первой ошибки не выгоняют. Так сколько было до этого? В скольких смертях вы были замешаны до того, как они решили от вас избавиться?

– Вы не имеете права!

– А с той женщиной… на самом деле вы видели, как она падала или только тело на тротуаре? Говорят, это такой жуткий звук, особенно когда падает молодая женщина, верно?

Камински откинулся на стуле и спокойно вытащил из кармана пачку сигарет. Достал одну из пачки. Я с тревогой ждал его диагноза.

– Совсем неплохо, – заявил он с улыбкой.

Я испытал огромное облегчение.

– Действительно, неплохо: вы твердо держались своей линии, сосредоточились на том, что давало эффект, действовали путем коротких, острых, точно выбранных вопросов. Нет, уверяю вас, для любителя совсем неплохо.

Он поднялся, подошел к камере и отключил ее. Я и не знал, что она работала.

– Оставим это на завтра, разберем запись, когда будем говорить о допросах.

Мы хорошо поработали.

Он ушел от меня в 19 часов.

А потом наступил вечер.

Я один в квартире. Перед уходом Камински предложил мне расставить мебель по местам. Я ответил, что это не обязательно, – я уже знал, что Николь не вернется. Выскреб все ящики и отправился за бутылкой шотландского виски и пачкой сигарет. Я приканчивал второй стаканчик, когда пришла Люси за вещами матери. Я настежь распахнул окна – потому, что было тепло, и потому, что дым от первой сигареты ударил в голову. Когда она появилась, вид у меня, наверное, был совершенно поплывший, что не соответствовало действительности. Но видимость не изменишь. Она не позволила себе никаких комментариев. Только сказала:

– Я не могу остаться, мне нужно позаботиться о маме. Может, пообедаем завтра?

– Днем я не могу. Давай вечером?

Люси кивнула в знак согласия. Она очень тепло поцеловала меня. Мне это причинило сильную боль.

Но мне еще предстояло немало работы.

Я прикурил вторую сигарету, взял свои карточки и принялся просматривать их, расхаживая по пустой гостиной: «Капитал: 4,7 миллиона евро. Распределение: „Эксиаль групп“ – 8 %, «Тотал» – 11,5 %…»

За вечер Матильда оставила два коротких жестоких сообщения.

В какой-то момент она сказала: «Ты – прямая противоположность тому, чего я ждала от своего отца».

Это разбивает мне сердце.

Оленка Збиковски

«БЛК-консалтинг»

Служебная записка вниманию Бертрана Лакоста

Тема: Окончание стажировки

Как Вам известно, моя вторая стажировка заканчивается 30 мая этого года. Второй этап, длиной шесть месяцев, был продолжением первого, четырехмесячного этапа стажировки.

В приложении к данному документу Вы найдете полный отчет о моей деятельности в «БЛК-консалтинг», начиная с того момента, когда Вы удостоили меня своим доверием. Пользуюсь случаем горячо поблагодарить Вас за те задания, которые Вы мне поручали на протяжении этих десяти месяцев, часть из которых выходила далеко за рамки ответственности, обычно возлагаемой на стажеров.

Десять месяцев безвозмездной работы, поглощавшей все мое время и подразумевавшей абсолютную преданность, представляются достаточным испытательным сроком, позволяющим мне надеяться на принятие Вами окончательного решения о моем приеме на работу.