Брусиловский прорыв - Максим Оськин

И даже хуже того: когда штаб фронта сдерживал наступление армий, то те, в свою очередь, приостанавливали вырвавшиеся вперед корпуса, командиры которых горели жаждой победы и вполне могли решить исход сражения самостоятельно. И это стало роковой ошибкой. В этот момент один русский корпус равнялся целой австрийской армии, если не техникой и числом штыков, то беззаветным порывом и безрассудной отвагой. Но где было взять этот хотя бы единственный корпус в качестве общефронтового резерва?

Ведь потрясенный первой неделей русского наступления противник не мог оказать ровно никакого сопротивления: немцы заняли лишь Ковель и долину Стохода, чье падение вело в тыл всей германской группировке, стоявшей против русского Западного фронта, а австрийцы беспорядочно катились к Карпатам и Львову. При этом австрийские командиры пытались спасти то, что можно: технические средства ведения боя. Что им и удалось. А русские, словно нехотя, медленно теснили австрийские заслоны, постоянно ссылаясь на нехватку сил.

Представляется, что наступление 8-й армии должно было продолжаться по пути наименьшего сопротивления – на Рава-Русскую – Львов, заходя в тыл всему австро-венгерскому фронту. Бесспорно, немцы угрожали контрударом со стороны Ковеля, однако для их отражения были войска – те самые, что 8-я армия получила за две недели с начала прорыва, – восемь дивизий, перечисленные выше. Чрезмерное опасение штаба фронта за оголившиеся фланги стало причиной остановки прорыва, а вскоре и его затухания.

Одним из стратегических результатов операции должно было стать уничтожение не только противостоящих в полосе удара сил неприятеля, но и его резервов. Этого русские добиться не сумели. И даже более того, увлекшись нерешительным движением на Ковель, штаб Юго-Западного фронта выпустил из вида отступление главных сил австрийцев, которые смогли вырваться в львовском направлении из русских клещей, оправиться и вновь наладить организованную оборону на новых рубежах.

Ожидая усилий со стороны армий Западного фронта, А. А. Брусилов давал 8-й армии то наступательные, то оборонительные задачи. Перманентная перемена задач не только нервировала штабы, но и вынуждала их фактически бездействовать. А манившее своей беззащитностью львовское направление, в котором бежали австрийцы, так и осталось неиспользованным.

Сместив сражение в ту точку, где противник был сильнее, куда подоспели немцы, организовавшие оборону в укрепленной и географически выгодной местности (болота и река Стоход), Юго-Западный фронт постепенно потерял преимущество и в соотношении сил. Германцы сумели уравновесить неравенство в численном отношении своей техникой, размещенной на оборонительных рубежах. Таким образом, отказавшись от широкого маневра по охвату Ковельского укрепленного района с юга ударом на Владимир-Волынский и (или) Рава-Русскую, главкоюз постепенно потерял преобладание на своем ударном крыле.

В этих условиях 26 мая (какова оперативность реакции!) в Берлине прошло совещание высших военных руководителей Центрального блока, на котором было принято решение о сосредоточении ударной группировки в районе Ковеля. Немцы в данной обстановке приняли единственно верное решение: невзирая на продолжающуюся «Верденскую мясорубку», на подготовку англичанами наступления на Сомме, и, наконец, на ударную группировку армий русского Западного фронта, выправить положение на австрийском участке обороны. То есть «стратегические последствия поражения австро-венгерской армии выходили далеко за рамки кампании 1916 года. От полного разгрома Австро-Венгрию спасли лишь энергичные усилия союзников-немцев, предпринятые ими в ущерб собственным стратегическим планам»[77]. Развал австрийской обороны угрожал падением всей австро-германской оборонительной организации на Восточном фронте.

Командующий германской группировкой ген. А. фон Линзинген получил приказ о подготовке немедленного контрудара по наступавшим русским войскам. Встречные бои в районе Ковеля начались 3 июня: германцы вводили резервные объединения в разворачивающееся сражение с ходу, не имея времени на значительные перегруппировки. С этого времени борьба за Ковель стала главной целью и смыслом дальнейшей наступательной операции армий Юго-Западного фронта, за исключением войск 9-й армии, штурмовавшей Карпаты.

Состав 11-й армии, готовившейся к наступлению в кампании 1916 года, был существенно пополнен как раз в процессе подготовки прорыва. Так, к началу 1916 года под командованием командарма-11 находились лишь 6-й и 7-й армейские корпуса. Однако во второй половине апреля – начале мая в 11-ю армию были переданы 17-й и 45-й армейские корпуса из расширявшейся 8-й армии и 18-й армейский корпус из 9-й армии.

Главный удар в полосе наступления 11-й армии ген. В. В. Сахарова наносил 6-й армейский корпус ген. А. Е. Гутора. Помимо того, были намечены и вспомогательные удары на участках 17-го (ген. П. П. Яковлев) и 18-го (ген. Н. Ф. Крузенштерн) армейских корпусов, но резервов для развития успеха уже не было. Более того, общее соотношение сил складывалось даже не в пользу русских: 130 500 штыков и шашек при 382 орудиях против 132 500 чел. при 471 орудии южного крыла 1-й австрийской армии ген. К. Кирхбах ауф Лаутербаха и 2-й австрийской армии ген. Э. фон Бём-Эрмолли. Австрийские армии были усилены немецким корпусом генерала Маршаля (3-я гвардейская пехотная дивизия ген. Линденквиста, 48-я резервная дивизия ген. Боянотовского, австрийская 11-я пехотная дивизия ген. Грубича).

Несмотря на то что для успеха артиллерийской подготовки требуется превосходство в артиллерийском огне (следовательно, и в количестве орудий), тем не менее подавляющего для позиционной войны огневого перевеса достичь не удалось. Австро-германцы имели более чем семикратное превосходство в тяжелой артиллерии (сто шестьдесят орудий против двадцати двух), так как подавляющее количество русских тяжелых батарей было передано в 8-ю армию.

Таким образом, на плечи командарма-11 выпадала наиболее сложная задача из всех армий Юго-Западного фронта. Именно здесь в наибольшей степени требовалось использование химических снарядов, которые нейтрализовывали неприятельскую артиллерию даже и без прямого попадания. Начальник штаба 7-й армии в Брусиловском прорыве ген. Н. Н. Головин так пишет о химических снарядах: «В 1916 году, во время наших победоносных операций в Галиции, мы пользовались в доступных нам рамках тактическими преимуществами, достигаемыми применением химических снарядов. Обстрел неприятельской батареи газовыми снарядами заставлял [вражеских] артиллеристов надевать маски. Для подобного обстрела требовалась меньшая точность пристрелки и сравнительно небольшое количество снарядов… в результате оказывалось, что неприятельская артиллерия вынуждалась прекратить свой огонь. Затруднение дыхания, вызываемое примитивной маской, бывшей тогда на снаряжении войск, становилось так велико, что артиллеристы и пулеметчики не могли продолжать свою работу»[78].