Огненная звезда и магический меч Ренгвальда - Сергей Самаров

– Но ведь, – возразил Живан, – может так случиться, что хоронить тогда придется многих…

Херик вздохнул:

– Вы можете ехать быстрее. Вы не дварфы, у вас свои обычаи. А мы пойдем так. Поезжайте, мы не будем в обиде. Мы и без того благодарны вам. Мой брат Толли отомщен…

Вместо ответа Овсень придержал повод Улича, уже было разогнавшегося.

Остальные всадники по примеру сотника придержали своих лосей и коней.

Тем не менее и дварфы, и русы, да и сам сотник Овсень время от времени оглядывались в ту сторону, где находилась башня колдуна Гунналуга.

Но погони не было, и это казалось странным. Овсень ожидал всего, что угодно. И того, что за ними погонятся скелеты из подвалов башни, и простого, но мощного пыльного вихря, что постарается поднять их в воздух и вернуть к месту, откуда они забрали пленников. И любой другой страсти и гадости. Но за спиной все оставалось спокойно.

Всеведа ехала позади Овсеня. За спиной у нее по-прежнему сидел маленький Извеча, а Заряна, как и раньше, держалась за стремя. И вдруг девочка двумя руками вцепилась матери в ногу.

– Что с тобой? – спросила Всеведа, вглядываясь в испуганное лицо Заряны.

– Какая ужасная старуха… – прошептала дочь.

– Какая старуха? – мать не поняла, о чем речь.

– Привиделось… Старуха на меня смотрела… Ужасная… Взгляд ужасный…

– Какая старуха? Откуда здесь старухе взяться? Откуда она смотрела? – спросил Овсень, оборачиваясь через плечо и подозревая, что это тоже происки Гунналуга.

– Из треугольников. Словно два горящих треугольника один на другой наложены… И из них старуха смотрела…

– Треугольники? Горящие? – Всеведа даже коня остановила. – Нарисуй на песке… Как они стояли? Как углы располагались?

Голос матери был серьезен и строг как никогда и даже испуган. И Овсень почувствовал необычность голоса жены и тоже Улича придержал. Заряна наклонилась, подняла сломанную ветку и ею нарисовала на песке два наложенных один на другой треугольника. У одного угол смотрел строго вверх, у другого строго вниз.

– Вот так… Только они горели… И старуха в середине… На меня смотрела…

– Девочка моя… – прошептала вдруг Всеведа. – Девочка моя… И что ты сделала?

– Я испугалась, и… Будто бы оттолкнула ее взглядом… И она пропала…

– Ты убила ее? Ты убила ее мыслью?

– Как я могла убить ее?.. Я даже не думала об этом… Я только нечаянно оттолкнула, потому что испугалась. Испугалась и оттолкнула. Как оттолкнула бы руками… И она пропала.

– А треугольники? Продолжали гореть?

– Нет. Они пропали, как только я отвернулась.

– Слава Сварогу… Он не допустил…

Всеведа, кажется, вздохнула с облегчением.

– Что-то случилось? – спросил Овсень.

– Ничего. Едем…

И Всеведа тронула своего коня пятками, словно пытаясь обогнать ведущего лося. Улич привык к тому, что всегда идет первым, не захотел уступать первенство и в этот раз и тоже двинулся вперед без посыла хозяина…

Общаясь с Гунналугом тесно и длительное время, Торольф Одноглазый многократно слышал от колдуна выражение «я чувствую». И, может быть, сам от этого общения приобрел какую-то повышенную чувствительность. Впрочем, у него и у самого, как у человека, постоянно подвергающего свою жизнь риску в бою ли, в долгом ли плавании по штормовому морю, была достаточно обостренная интуиция, которая порой выручала в трудные моменты. Особенно это касалось тех ситуаций, когда уже звенело или готово было зазвенеть оружие. Тогда в Одноглазом просыпались дополнительные силы, и он один мог заменить добрый десяток воинов, не теряя при этом способности управлять всем боем, как это и было положено ярлу. Теперь же Торольф стал часто повторять мысленно слова Гунналуга. И ему уже казалось, что он, в самом деле, начал чувствовать приближающуюся, крадущуюся опасность, неслышимую, как звук кошачьих шагов, и уже занесшую кинжал над его спиной. Это ощущение мешало спать и требовало немедленных конкретных и категоричных действий. Но беда была в том, что Гунналуг, благодаря своим магическим огненным треугольникам, умел узнавать то, что творится вокруг, и потому знал, какие действия следует принимать, и в какое время их принимать, и против кого их принимать следует в первую очередь. А вот Торольф не знал, ломал себе голову, понимая, что промедление может оказаться губительным, и оттого нервничал, оттого вздрагивал, когда слышал на лестнице шаги.

Прошло все допустимое время, отведенное на возвращение шести отправленных навстречу славянским ладьям драккаров, а от них не было никаких вестей. И Одноглазый не вытерпел и под вечер сам отправился уже было к Гунналугу в черную башню, где до этого не бывал ни разу, потому что колдун, оставшийся за старшего ярла в Доме Синего Ворона, вынужден был много времени проводить в поместье и именно там встречался с Торольфом. То, что в башню он прибудет ночью, Торольфа не смущало. Ночь – это день колдунов, священное для колдунов время, и Гунналуг, конечно же, ночами не спит и примет Одноглазого. Они теперь связаны прочно, и не только отношениями дальних родственников по материнской линии Торольфа, но и своими делами, которые вместе начали и вместе должны закончить.

Ярлу оседлали коня, десяток воинов, полностью вооруженных и готовых к любым неожиданностям, были готовы к сопровождению, и Торольф уже выезжал из ворот своего двора, когда услышал стук копыт по сухой дороге – в облаке пыли к ним приближался стражник в синем развевающемся по ветру плаще. Кто мог такого гонца послать, Торольфу объяснять нужды не было, потому что плащи такого цвета носили только в одном Доме в округе.

– От Гунналуга… – сказал гонец, переводя дыхание.

Лицо его было покрыто слоем серой пыли, и горло, надо думать, было пылью забито, и оттого гонец основательно хрипел.

– Я понимаю, что не от моего покойного сына Снорри… – с раздражением ответил Одноглазый, пытаясь по лицу гонца прочитать весть.

Лицо под слоем пыли было непроницаемым, а сбившееся дыхание мешало говорить членораздельно.

– Дайте ему фляжку горло смочить… – распорядился ярл.

Один из воинов сопровождения отстегнул от пояса кожаную фляжку и протянул стражнику. Тот долго не отрывался, и стало понятно, что во фляжке была отнюдь не вода. Но бездонных фляжек не бывает, благополучно закончилось содержимое и этой.

– Что велел сказать?

Гонец перевел дыхание.

– Готовься… Драккары потоплены, люди перебиты. Дорога ЕМУ открыта.

– И всего-то? – переспросил Торольф, стараясь не показать лицом или голосом, как сильно ударило его это сообщение. А оно ударило основательно, словно обух топора. Даже туман единственный глаз на мгновение застил, кровь в висках застучала, и голова закружилась. – Это я и сам предполагал…