Дуэлянты - Пьер Алексис Понсон дю Террайль

Столкнувшись в передней с Коарассом, он спросил:

– Ну что, вы мной довольны?

– Совершенно доволен, сударь, – ответил Ролан.

– Окажите любезность, ответьте мне на один вопрос.

– Слушаю вас.

– Кто та пожилая дама, которая обратилась ко мне, когда я уходил? – спросил Матален.

– Насколько мне известно, ее зовут баронесса де Мальвирад.

– Что вы говорите! – ответил маркиз и ушел.

Те же, кто остался в салоне мадам де Федье, пребывали во власти смятения и волнения.

Появление бретера, его пламенные слова, уверенность, с которой он опроверг распространяемые мадам Газен слухи, вперив в нее взгляд во время своей маленькой речи, наконец, сам его поступок, предполагающий в этом человеке глубинную искренность и порядочность, – все это было предметом сыпавшихся со всех сторон комментариев.

И поскольку сила, откуда бы она ни исходила, обладает привилегией привлекать на свою сторону слабых, присутствовавшие не замедлили ощутить в душе симпатию к герою имевшего только что место приключения.

А многие девушки, тайком бросившие на Маталена быстрый взгляд, даже сказали себе, что к этой паршивой овце, пожалуй, не стоит относиться с таким пренебрежением.

Вполне естественно, что никто даже не сомневался, что постановщиком этой сцены был Ролан де Коарасс.

Посреди салона все так же вела оживленные беседы старая баронесса де Мальвирад. Она незаметно приблизилась к мадам де Блоссак, которая не отпускала дочерей от себя, будто пытаясь прикрыть их своими распростертыми крыльями.

– Я обращаюсь к мадам графине де Блоссак, не так ли? – спросила она одновременно благородным и бесцеремонным тоном, которым так любили щеголять дворяне до Революции.

– Да, мадам.

– Мы с вами, пожалуй, незнакомы. Я баронесса де Мальвирад. За двадцать пять лет, проведенных в изгнании, во Франции обо мне многие забыли.

– Вот как! Значит, вы, госпожа баронесса, жили в эмиграции?

– Да, я вернулась вместе с королем. А сюда приехала из Парижа. При дворе очень многие питают ко мне расположение.

Баронесса поиграла светловолосыми кудряшками Эрмины, не сводившей с нее своего внимательного взгляда, и добавила:

– Можете располагать мной по своему усмотрению.

Эта женщина высокого роста выглядела совершенно старой. Ее вытянутое лицо, слегка пожелтевшее, но все еще сохранявшее правильность черт, было изборождено морщинами, которые сверху донизу пересекали щеки, будто деля их на отдельные части. Безгубый рот и тонкий, острый, крючковатый нос выглядели немного пугающе. Из-под совершенно седой, но все еще пышной шевелюры проглядывал широкий, хотя и несколько сужавшийся к вискам, лоб.

Наконец, у баронессы были серо-стальные глаза, которые, несмотря на то что она вовсю пыталась погасить их блеск, поражали и притягивали взор.

Она была одета по последней моде и в этом наряде, который больше подошел бы молодой женщине, выглядела настолько нелепо, что все поневоле задавались вопросом, не преследовала ли мадам де Мальвирад, явно не лишенная здравого смысла, какую-то тайную цель, пытаясь выглядеть легкомысленнее, чем на самом деле.

– Я хорошо знала вашего мужа, господина де Блоссака, – сказала она Саре.

– В самом деле? – ответила графиня.

Даже теперь по прошествии долгого времени, она была не в силах сдерживать дрожь, когда речь заходила о графе Филиппе.

– Да, он был очаровательный кавалер, заставлявший учащенно биться не одно женское сердце.

– Но мадам…

– Ах! В нашем возрасте мы имеем право на подобные воспоминания. Я даже помню, что юных девушек, принадлежавших к бордоской знати, постигло некоторое разочарование после того, как все узнали о вашем тайном браке.

– Госпожа баронесса, – промолвила мадам де Блоссак, – вы напомнили мне о единственном периоде моей жизни, когда я была счастлива, несмотря на все нависшие надо мной опасности.

– Охотно вам верю, – уныло и почти даже мрачно ответила странная дама. – Ведь что может быть лучше, чем любить и быть любимой? В последний раз я видела его на костюмированном балу у интенданта Камю де Невиля. Но давайте не будем об этом, если вас гнетут воспоминания о тех временах. Значит, две эти очаровательные девочки – ваши внучки?

– Да, мадам, – ответила графиня, явно чувствуя в груди стеснение, но была не в состоянии объяснить себе его происхождение.

– Они просто прелестны, – продолжала баронесса, пытаясь их обнять.

Филиппина робко уступила, но когда пожилая дама нагнулась к Эрмине, чтобы запечатлеть у нее на лбу поцелуй, ребенок вырвался, обежал бабушку сзади, бросился в объятия матери и сказал:

– Матушка, матушка, я боюсь, глаза этой дамы внушают мне страх.

Мадам де Женуйяк улыбнулась и ласково побранила дочь за то, что та убежала. Затем подвела ее обратно к баронессе и промолвила:

– Мадам, простите моей маленькой дикарке ее фантазии, она не против того, чтобы вы ее обняли.

– Нет, я не хочу, не хочу! – запротестовало дитя.

Баронесса вновь склонилась к девочке, и если бы кто-нибудь к ней в этот момент внимательно присмотрелся, его бы поразила улыбка, злая и почти даже жестокая, в которой расплылись ее губы.

Эрмина проявила строптивость. Своими маленькими ручками она оттолкнула от себя морщинистую физиономию, тянувшуюся к ее свежему личику, и в конце концов добилась, чтобы мадам де Мальвирад отказалась от всяких попыток ее поцеловать.

Ее крики произвели маленькую сенсацию. Многие гости стали подходить ближе, чтобы выяснить, в чем дело. В их числе были и братья Коарассы, и отпрыски шевалье Мэн-Арди.

– Все, что касается графини де Блоссак, должно интересовать нас в самую первую очередь, – незадолго до этого сказал Годфруа. – Тот факт, что этому семейству кто-то пытается навредить, не вызывает никаких сомнений, так что мы должны быть начеку.

Именно по этой причине друзья, услышав первые крики Эрмины, подошли ближе. Ролан наклонился к девочке, обнял за плечи и спросил:

– Что с вами, дитя мое?

– Ох! Да, ты можешь меня поцеловать, ты красивый! Но старуха – не хочу!

– Тс-с! При господах так говорить нельзя! – с улыбкой ответил молодой человек и встал.

– Ах, мадам! – воскликнула в этот момент баронесса де Мальвирад. – Эти молодые красавцы окружили вас кольцом личной стражи.

– Кто бы что ни говорил, они – наши преданные друзья, – ответила графиня.

Годфруа окинул баронессу внимательным взглядом и сказал:

– Вы правы, мадам, мы вчетвером представляем собой личную стражу графини де Блоссак. И уверяю вас, каждый, кто встанет у нас на пути, поступит крайне опрометчиво.