Шепот крови - Мирослава Драгович

словно роза в саду, и его мир был еще меньше ее собственного. Она принимала, что жестокость свойственна и ей, но не желала упиваться этим.

На мгновение она отругала себя за смех, приготовившись к тому, что вот-вот стекло захрустит в ее ладони, но Гален отпустил ее руку.

— Когда ты вернешься, меня здесь не будет, — пообещал он, пытаясь разглядеть на ее лице хоть тень сомнения. — Но я вернусь, когда тому придет время, и попрошу тебя вновь встать на мою сторону. Только тогда, ручаюсь, ты крепко задумаешься.

— Приведи себя в порядок. Дождись утра. Иди к отцу. Падай на колени и целуй его сапоги. Ползай в ногах как пес и проси прощения. И оставайся, Гален. Мир снаружи тебя не ждет, — Мириам протараторила эти слова, и оставила эликсир на ступеньках. — Что ж, прощай.

Отряхнувшись, она вновь закинула мешок за плечо и успела сделать пару шагов, прежде чем принц окликнул ее, и ему сложно было не повиноваться. Она остановилась, стукнув каблучками, но не обернулась.

— Я пообещал Моргану, что со временем отберу у него все самое дорогое, — почти прошептал Гален. — Я хочу, чтобы ты это знала, Мириам. И всегда помнила об этом. Всегда.

И бутылек с эликсиром глухо затрещал под подошвой его сапог.

Побережье, Дагмер

Галька шумно трещала под их ногами. Наконец они были вдвоем. Мириам отыскала Моргана уже за городским стенами. Она не решалась предположить сколько времени он провел у сигнальных башен, но выглядел он таким помятым, будто и не спал вовсе. Он не упрекнул ее за промедление, но блуждал мыслями где-то глубоко в себе, да поеживался на холодном ветру, стискивая на шее ворот плаща.

Весеннее солнце только выползло из-за горизонта, но Мириам уже улыбалась, подставляя лицо его робким лучам. Она присела, подняла с земли замысловатую раковину, отливающую перламутром, и решив оставить ее себе, бросила в карман жилета.

— Что ты думаешь о семье Таррен? — спросил вдруг Морган, выбирая из черных волос сосновые иголки. К причалу они шли через лес, думая сократить путь.

— Когда они гостили в Дагмере, я еще не могла расслышать в них скверны, — ответила девушка, обернувшись. — Я помню, что оба были очень милы. Но сейчас я не хочу думать ни о каких Тарренах. Ты любишь меня обвинять в излишней беззаботности. Так вот, сегодня утро, когда я хочу себе это позволить.

О встрече с Галеном Мириам не рассказала ничего. Утаила по неведомой причине, решив так, едва увидев Моргана. Он казался крайне задумчивым, и она предпочитала не выискивать тому причины, не влезать в его мысли, чтобы не наткнуться на неприятности.

Морган ухмыльнулся, глядя на нее. Даже эта неловкая натянутая улыбка преобразило его лицо. На шрам, исказивший его черты, Мириам давно не обращала никакого внимания.

— Там! Еще одна. Смотри, — он указал девушке на створку раковины, а когда та растерялась, сам поднял ее и оттряхнул от мелкой гальки.

Морган выпрямился, поправил двуручный с большой изогнутой гардой меч, устроившийся в ножнах за спиной, и протянул спутнице найденную ракушку.

— Кто надоумил тебя, что я обвиняю? Ты можешь позволить себе беззаботность, а я лишь восхищен ею. Мне были только интересны твои мысли. Зная тебя, я уверен, что ты задумывалась над судьбой Эйры.

Мириам поморщилась с воистину детской непосредственностью, отправила очередную ракушку в карман жилета и ничего не ответила.

Море было спокойным, как горное озеро, чему радовались оба. На берегу их ждала весельная лодка, а на выходе из гавани — небольшое торговое судно, следующее в Тирон.

— Повремени, — приказал Морган, неожиданно прибавивший шаг. Галька под его ногами зашелестела еще громче.

Мириам удивленно уставилась ему вслед, но вскоре разглядела недалеко от лодки женщину в карминовой накидке. И разозлилась.

— Снова она, — пробубнила девушка под нос и направилась к берегу кидать камушки в море. Это занятие она сочла более достойным, чем подглядывание за Морганом.

Мысленно она называла ее только эта женщина, и никогда по имени, зная, что ее зовут Гаудана. Девушку возмущало то упорство, с которым эта северянка осаждала приглянувшегося ей мужчину. Это было вовсе неподобающе.

— Вот дрянь! — злобно ругнулась Мириам, искоса наблюдая за ней.

Гаудана не отличалась выдающейся красотой. Было что-то необъяснимо дикое в ее лице, выдающее лесную ведьму, пусть и укутанную в дорогие одежды. Ее черные волосы всегда были слегка растрепаны, губы тонки, а глаза, огромные и серые, казались холодными и колючими как вьюга — такой видела ее Мириам, предпочитая не замечать достоинств. Она знала о Гаудане не очень много. Слышала, что та в свое время была фрейлиной при первой королеве Дагмера, вторая же, не взлюбила ее, и стремительно отправила замуж за богача. Он впрочем, в скором времени скончался. И вряд ли вдова сожалела, ведь увивалась за Морганом как назойливая муха с завидной и неприличной настойчивостью. Он же не разделял симпатии, но Мириам никогда не видела, чтобы он обошелся с ней грубо или же высказался недостойно.

— Танцуй, Мири! Танцуй!

Девушка укрылась от подступающего гнева за воспоминанием, за голосом Моргана, за ночью, пропитанной запахом костра, леса и неизвестных ей цветов. Именно тогда она приняла то, что до последнего отрицала — ее сердце поддалось слабости, стало мягким и послушным, но только для мужчины, которого она не была достойна. Она влюбилась в него в одной из южных деревенек, где пришлось остановиться на постой. Тогда языки костров разрезали мглу, от смеха и музыки весь мир ходил ходуном. Там, среди хмельных людей в венках из белых цветов, их не знал никто и они сами забыли о том, кто они есть.

— Танцуй, Мири! — кричал ей Бранд, сквозь звуки лютни, флейты и барабана. — Танцуй!

Мириам услышала бы его слова, даже облаченными в шепот. Она кружилась в танце и искрах от костра как обезумевшая, закрывала глаза, отдаваясь ритму и жару.

— Эхэй! — вскрикнули девушки, подбросившие в огонь ветви сухого можжевельника.

— Эхэй! — вторил весь танцующий мир, когда музыка вдруг затихла.

Огонь разгорелся с новой силой. Пронзительно громко заверещал сотрясаемый бубен. Мириам на мгновение остановилась и вгляделась в Моргана сквозь пламя. Он сидел совсем рядом с музыкантами, на земле, прислонившись к колесу тяжелой телеги, и изредка прикладывался к фляге. Мириам в своей пыльной, сшитой на мужской лад одежде, не виделась себе прекрасной лесной нимфой, но он смотрел на нее безотрывно, отчего сердце колотилось громче, чем стучали барабаны.

«Да кто я такая? — все еще думала Мириам, удерживая белый венок на голове. — Кто я такая, чтобы