Стажер - Дмитрий Дашко

Он закусил нижнюю губу:

– Хотя нет: ты не новичок. Ты уже был в АТРИ, но твои прошлые воспоминания стерты. «Протокол А». Стандартная процедура.

– Что за чушь?! – вскинулся я.

– Не спорь, лучше выслушай факты. Тебе уже наверняка сказали, что вернуться на Большую землю ты не можешь: твою память нельзя стереть без фатальных последствий для мозга. Я прав?

– Допустим.

– Значит, я прав, – покачал головой Жрец. – Тебя не обманули, так оно и есть. Но всей правды не сказали. Видимо, не захотели сказать. Есть еще вариант – они сами не в курсе.

– И в чем же заключается вся правда?

– Технология стирания памяти долго была несовершенной. Одноразовой, как бумажное полотенце. Повторно проделать эту процедуру было невозможно. Мозг необратимо менялся. Несколько лет назад методы усовершенствовали, теперь с человеческой памятью можно творить то же, что с компьютерным диском: многократно стирать и записывать. Но на «старичков» это не распространяется. С вами такие штуки не проделаешь. Ты покинул АТРИ в девяносто пятом году, совсем еще ребенком. Тебя под чужой фамилией пристроили в другую семью или отдали в детдом.

– Я детдомовский, – подтвердил я.

– Так я и думал. Следить за тобой не имело смысла, тем более в девяностые. Тогда творились вещи куда круче. Тебя потеряли. И, похоже, совершенно случайно ты вновь попал в их поле зрения. АТРИ понадобилась свежая кровь. Молодой человек с детдомовским прошлым – идеальная кандидатура. Никто из вербовщиков не связал Артема Павлова с Андреем Белоголовцевым.

– Хорошо, – задумчиво проговорил я. – Предположим, я на самом деле когда-то жил, а может, даже и родился в АТРИ. Чисто теоретически. Но почему ты решил, что Андрей Белоголовцев – это я?

– Потому что мои глаза меня не обманули. Ты очень похож на отца, – усмехнулся Жрец. – Вылитая копия. Хочешь взглянуть на его фото?

Я кивнул.

Жрец протянул мне пожелтевшую от времени фотокарточку. На ней были изображены двое: в первом я без труда опознал Жреца, только он был помоложе и поупитанней, а вот второй… Сердце екнуло. На меня в упор глядело мое изображение. Вылитая копия, как сказал собеседник.

– Убедился? – спросил Жрец.

– Да, – выдавил я. – Это не фотомонтаж?

– Да ты мозгами раскинь! Кому нужно заниматься такой ерундой?!

Я взял фотокарточку и принялся рассматривать. Она была черно-белой, пожелтевшей от времени. Но лица… Неизвестный фотограф с помощью хорошо подобранного ракурса и освещения смог идеально передать внешность снятых людей. Был ли он профессионалом или ему просто повезло, но снимок оказался изумительного качества. Даже современная цифровая техника не смогла бы так передать мельчайшие нюансы.

Я пристальнее всмотрелся в изображение второго мужчины.

– Это действительно мой отец?

– Не сомневайся, это он. Профессор Белоголовцев.

– Расскажи о нем, – попросил я.

– Хорошо, – согласился Жрец. – Четверть века назад я был ассистентом твоего отца. На Большой земле мы работали в закрытом научном центре, занимались физикой пространств. В девяностых властям стало не до науки. Советский Союз развалился, местные князьки принялись делить табуретки. Сначала срезали финансирование, а потом вообще закрыли наш центр, как и десятки других. Мы фактически оказались на улице. Идти по стопам тех, кто вынужденно эмигрировал, твой отец не захотел. Он надеялся, что его знания пригодятся на родине, и не ошибся. Нам предложили заняться исследованиями в АТРИ. С научной точки зрения эти места настоящее Эльдорадо. Нет ничего удивительного в том, что профессор сразу согласился. Его не смутили ни пресловутый «Протокол А», ни вечный гриф секретности.

– Почему?

– Твой отец никогда не был честолюбивым человеком. Его интересовало новое, неизведанное. Но он был женат. Его супруга работала с нами, и она последовала в АТРИ за мужем. Через год родился ты, Андрей. К несчастью, роды были тяжелыми, у твоей матери не выдержало сердце.

Жрец замолчал, словно набираясь сил. Я слушал его, опустив голову и продолжая разглядывать фотокарточку.

Дикий продолжил:

– Отец души в тебе не чаял. Любил тебя, баловал. Заказывал с Большой земли дорогие игрушки, детскую одежду. Нашел нянечку, чтобы она ухаживала за тобой, когда он уезжал в командировки. Но судьба преподнесла ему новые испытания. Мы экспериментировали, работая над установкой, которая способна искривлять пространство. Исследования натолкнули нас на идею использовать в опытах образцы аномальной активности.

– Цацки? – спросил я.

– Точно, цацки, – подтвердил Жрец. – Дурацкое жаргонное название, но оно почему-то прижилось, в отличие от научного термина. Цацки здорово продвинули некоторые технологии. Жаль, что лишь часть из них можно использовать на Большой земле. У нас была нехватка энергии, установка работала из рук вон плохо – цацки разряжались почти моментально. Мы знали, что находимся на правильном пути, но эту проблему нужно было решать. Твой отец выдвинул гипотезу о существовании природных «генераторов», заряжающих образцы аномальной активности. Немного погодя мы нашли этому подтверждение. Так называемая «батарейка Белоголовцева» существует на самом деле. Однако во время поисков мы попали под ка-волны и облучились.

– Кем же вы с отцом стали после мутаций? – спросил я. – На меченосца, зомби или упыря ты не похож.

– Для коллег, теперь уже бывших, – он усмехнулся, – мы стали мясом, лабораторными крысами. Наверное, со многим можно было бы примириться, но только не с этим. С нами сотворили массу отвратительных вещей, на которые только способен пытливый ум ученого. Не знаю, почему я сразу не наложил на себя руки. Наверное, проклятый инстинкт самосохранения не позволил.

Немного погодя бывшие коллеги посчитали нас опасными и решили убрать, пока не поздно. Нам удалось бежать: без теплой одежды, оружия и еды. У твоего отца открылись кое-какие способности, поэтому мы благополучно миновали охранные посты, но потом… Потом тайга разлучила нас. С тех пор мы не встречались.

– Если я правильно понял, мой отец мог выжить? – с волнением спросил я.

– Не знаю, – покачал головой Жрец. – Больше о нем я никогда не слышал.

– Но почему ты подался к диким? Почему не к изгоям?

– Думаешь, от меня что-то зависело? В тот день, когда мы удрали из лаборатории, я чувствовал себя загнанной лошадью. Мир в одночасье рухнул, я стал вечно гонимой тварью и искал укрытие. В тайге у нас была небольшая полевая лаборатория. Мы сейчас в ней и находимся. Здесь же был и прототип установки. Никто его не тронул: ни звери, ни люди. Мне удалось доработать установку, обошелся даже без помощи цацек. Порой, человек, оказавшийся в экстремальных условиях, способен на чудо. Я сотворил его: моя установка создала пространственный пузырь. Здесь я и собирался скоротать остаток своих дней. Одинокий и никому не нужный.