Девушка из Зазеркалья - Влада Ольховская

Валя даже не знала, где допустила ошибку. Она потеряла сознание там, в ночной темноте. А очнулась уже в этой комнате, обессиленная от усталости и боли.

Теперь все было не так, как раньше. Похититель не вернул ее на кровать, а бросил в угол, как надоевшую игрушку. Он не стал снова вводить в нее иглы, хоть эти проклятые имплантаты и оставались под кожей, пульсируя болью.

Источником страданий стали не только они. Ноги девушки были изрезаны и покрыты черным слоем грязи. Голова гудела, веки стали тяжелыми, а все тело горело, пульсировало, отказывалось подчиняться. Чувствуя пылающий жар внутри себя, Валя инстинктивно ощущала, что это что-то очень плохое. Хуже, чем ее предыдущее состояние.

Она не была связана, но не могла даже пошевелиться толком, не то что встать и бежать. Ей оставалось лишь сжаться в комок и слушать его вопли.

– Ты даже не понимаешь, что ты натворила, овца тупая! Испортила то, что тебе и понять не дано!

Он метался по комнате, заламывал руки. Валя понимала, что он без маски, но рассмотреть его не могла из-за бьющего по глазам света ламп. Она лишь видела общий силуэт, и оттуда, с пола, он казался ей огромным. Слишком большим для человека!

Может, он и не человек вовсе? А какой-нибудь демон, решивший похитить ее…

– Пожалуйста, – прошептала Валя.

Она и сама не знала, ради чего, что хотела этим сказать. То, что ей нужна помощь, это однозначно. В этот раз в отличие от предыдущего мужчина и не думал обрабатывать ее раны. А они были куда серьезней! Впрочем, Валя не решила, хорошо это или плохо.

Она все еще не определилась, хочет ли вообще жить.

Девушка сразу же пожалела, что вообще обратилась к нему, и понадеялась, что он не услышит, поглощенный собственными стенаниями.

Но он услышал.

Перед ней остановились ноги в тяжелых ботинках, и Валя напряглась еще больше, ожидая удара.

– Что – пожалуйста? Кто тебе вообще сказал, что у тебя есть право голоса? Ты не в состоянии увидеть, какое ты ничтожество!

– Так убей меня…

Она надеялась, что получится сказать это с гордостью и достоинством, но помешали слезы, сдавливавшие горло.

– Убить… Убить тебя! – рассмеялся он. Смех был не веселым, нет; «воспаленный» – вот единственное слово, которое приходило Вале на ум. – Что толку от того, чтобы убить тебя? Все равно что муху прихлопнуть! Слишком просто, бездарно… Твоя смерть не стоит даже тех усилий, которые будут на нее потрачены. Я пытался сделать из тебя нечто большее! Я хотел сделать тебя чем-то большим. А ты… тупая тварь!

У нее не было сил ни злиться, ни просить о пощаде. Валя не знала, что болит больше: изрезанные ноги или эти штуки в животе. Разум будто ускользал в пустоту, как вода исчезает в стоке…

Похититель между тем успокаивался. Прекратилось это истеричное метание по комнате, его голос постепенно становился все ровнее. Скоро он достиг того ледяного спокойствия, к которому Валя за это время привыкла.

– Чего вообще можно было от тебя ожидать? Ты, как и все, не способна ничего понять умом, тебе даже объяснять бесполезно. Ты не смогла стать и расходным материалом. Но это ничего… с последствиями я справлюсь. Знала бы ты, как обидно начинать сначала! Пожалуй, я могу списать это на производственный риск.

Даже если бы он говорил понятней, Валя бы все равно не разобралась, что к чему. Ее состояние ухудшалось, а она больше не боролась, не видела смысла.

– Ты меня очень подвела. Помни об этом, пока можешь.

Она понимала, что что-то должно случиться дальше. Он не оставит ее на полу, потому что ему, скорее всего, нужна эта комната. Вале было уже все равно, и это новое равнодушие, замораживающее страх перед будущим, она с готовностью приняла.

* * *

Тяжелые, довольные и толстые капли дождя падали на широкие листья. Звук ударов отражался от буйной зелени, разлетаясь далеко по лесу. Дождь был какой-то медленный, редкий, и где-то далеко в небе уже проглядывали лучи солнца.

Лес посвежел и уже с готовностью приветствовал новый день. Места здесь были дикие, а потому спокойные. Ни одного звука, который не создала бы природа. Ни одного явления, которые приносит с собой человек. Разве что обломки старого самолета где-то вдали, опутанные лианами… Но он лежит здесь так давно, что и сам стал частью этого мира. Как и истлевший в нем человек.

А другой человек, живой и здоровый, пробирался через джунгли изумрудных листьев и коричневатых стволов. Здесь не было даже намека на дорогу, но он в ней и не нуждался. Его тело, ловкое и гибкое, легко преодолевало преграды.

Ему было хорошо здесь, этому человеку. Лучше здесь, чем в цивилизации. Ему нравилось наполнять легкие прохладным влажным воздухом, чувствовать, как скользит по коже недавний дождь, сорвавшийся с листьев. Здесь человек был дома, хоть прежде никогда не видел эти места.

Он понятия не имел, как попал сюда, да и не задумывался об этом. Задумываться сейчас было сложно и по-своему кощунственно. Он слишком долго анализировал, а здесь… Здесь уже нужно верить инстинктам.

В этом предположении он оказался прав. Даже не представляя, куда он вообще идет, свою цель человек опознал сразу, как только увидел.

На другой стороне узкой реки, почти ручейка, лежал тигр. Животное, похоже, пережидало здесь ночь, раскинувшись на мягкой траве. До этой части леса дождь не дошел и потому не разбудил хищника.

Рядом с царственным животным несложно было понять, кто тут хозяин. Человек знал, что приближаться к такому существу смертельно опасно, и все же он не мог сдержать себя. Ему слишком хотелось коснуться шкуры огромного кота, которая казалась бархатной даже на вид. Да еще цвет такой… серебристо-белый с угольными полосками.

Здесь все идет так, как должно, значит, и тигра можно коснуться без сомнений!

Человек продолжил двигаться к нему. Река оказалась неглубокой, по колено всего, и он с легкостью пересек ее даже по неровному дну. Вот он уже выбрался на берег, придерживаясь за траву.

Тигр все еще не просыпался. Но ведь, честное слово, и не нужно его будить! Просто быть с ним – это и есть цель. Человек протянул руку и осторожно коснулся лоснящейся шкуры.

Он ожидал почувствовать тепло. Мягкость шерсти и твердость скрытых под ней мышц. И все это – наполненное жизнью, напряженное ею, пульсирующее. А вместо этого он ощутил смерть… Шерсть прогнулась, и его пальцы погрузились в мягкую плоть, подгнившую под жарким солнцем.

Человек отпрянул, стараясь отереть о траву испачканные багровой жижей пальцы. А тело тигра, словно повинуясь неощутимому порыву ветра, повернулось к нему… Это был безжизненный остов. Шкуру изнутри наполнили черви, сожравшие все на своем пути, а на месте благородной морды белел череп…

Андрей подскочил на кровати, словно готовясь защищаться. Жест был неоправданным: он все еще находился один в своей спальне, и в пустом доме не доносилось ни звука, если не учитывать его испуганное учащенное дыхание. Мир спал, и все было в порядке.